Я мечтала о нём ровно с того момента, как бабуля отправила пятнадцатилетнюю меня в летний авиа-лагерь в области. Я бывала там и в более раннем возрасте. Все дети «авиации» ездили туда. И каждую смену в лагерь приезжал кто-то из опытных пилотов, бортинженеров, старших бортпроводников и так далее, чтобы рассказать мечтающим пойти по стопам своих родителей или родственников детям подробнее про авиацию.

Тем жарким летом приехал Дмитрий. Легенда. Тридцатишестилетний первый пилот, сумевший посадить пассажирский лайнер с полностью отказавшей гидравликой, лишь на рычагах управления двигателем без жертв, когда весь борт вместе с пассажирами и экипажем уже похоронили даже опытные коллеги. Потому что, это в девяноста девяти процентах катастрофа. Это – как управлять машиной без руля, только педалями. Вот только машина на земле, а самолёт несётся в небе, и люди в нём заперты, как в металлической ловушке. Поэтому он герой, приставленный к награде. Он был героем и до этого. Садился с единственным работающим двигателем, хотя это как раз таки вполне штатная ситуация. Садился и при возгорании на борту. Садился и взлетал в ужасных погодных условиях. Говорили, что он пилот от Бога. А некоторые считали сумасшедшим и слишком рисковым.

А ещё Дмитрий Северский был богат, получив в наследство бизнес отца, что его не интересовал, невозможно красив, привлекателен и желанен женщинами. Даже несмотря на его отстранённость и скверный характер.

Почему влюбилась в него?

Этот вопрос я задавала себе на протяжении всей смены. Тогда я ещё не могла понять свои чувства, и это ломало во мне что-то поважнее костей. Но я его замечала. С первого же взгляда. И моя заинтересованность росла в геометрической прогрессии. В пятнадцать я не видела в этом ничего такого. Не искала странностей в том, что мой взгляд постоянно искал его, останавливаясь на длинных пальцах, которыми он придерживал кружку с кофе в столовой, пока гостил в лагере. Останавливался на идеальной шее, которая виднелась из-за воротника такой же идеальной рубашки. Блуждал по идеально отточенному профилю и волосам, в которые хотелось запустить руку.

Я была мала и неопытна, чтобы понять себя. Не могла осознать, почему при взгляде на него без рубашки, низ живота так сильно тянуло. Не понимала, почему не была в состоянии вымолвить и слова, когда он рассказывал нам, детям, каково это – летать. И не знала, почему не получалось выдержать зрительный контакт с его глазами цвета горького янтаря дольше нескольких секунд.

Не понимала, но уже записывала его имя в свой дневник, глупо представляя нашу свадьбу.

А когда он уехал через три дня, осознала – влюбилась. И не просто влюбилась. Грезила во сне и наяву. Не могла избавиться от этих мыслей. Но всё же понимала: где он и где я? У нас разницы двадцать один год. К чему ему пятнадцатилетний подросток?

Списав всё на первую любовь, схожую с благоговением перед кумиром, которая почти всегда бывает невзаимной, я пыталась начать встречаться с ровесниками. Особенно когда самый популярный мальчик в колледже положил на меня глаз. Не получилось. Северский прочно засел в моей голове.

Раз за разом перед сном я представляла нашу новую встречу. Вот вырасту, стану такой, чтобы он посмотрел на меня, как на женщину, а не на девчушку из лагеря. В моей голове мы случайно сталкивались в аэропорту, и он, конечно же, влюблялся с первого взгляда. В моей голове он сразу же звал меня на свидание мечты, а я, немного медлила с ответом, чтобы показаться ему «загадкой». Миллиарды раз он признавался мне в любви в фантазиях. А я становилась той единственной, кому позволено быть рядом с ним, кто скрашивает его одиночество.