Вдруг я понял, что ничего не придется искать и разгадывать – все ответы тут, рядом. Просто нужно «открыть» глаза и выбрать направление.

Отвернувшись от зимы, я выбежал в осень; пролез под поездом, оказавшись на границе поля, и посмотрел в открытую дверь. Там виднелся стылый мрачный лес. Бьюсь об заклад: если то же самое сделать со стороны зимы, сквозь тамбур я увижу осеннее небо. Но проверять не стал – уж слишком неприветливым и безжизненным казался мир, где солнечный свет – большая редкость.

Я впервые оказался на границе двух секторов пространства. И впервые встречаю следы других людей. Впервые чувствую, что выход есть и он рядом. Впервые нет безысходности, а есть движение. Впервые.

Конечно же, я выбрал осень. Золото по душе больше, чем стылое серебро.

На верхней полке моего купе обнаружил небольшой заплечный рюкзачок. Знаю, что раньше его здесь не было.

Набиваю его провиантом. Тушенка и сгущенка (самые туристические продукты) дожидались моего похода. Внутри уже лежал складной нож, большой фонарь и один-единственный диск (запись джаз-концерта О. Питерсона). Хотя такой набор кажется странным, я не решаюсь их выкладывать. Если эти вещи здесь, значит, пригодятся.

В шкафу нашлись теплые вещи. Причем, на мой взгляд, слишком теплые для осенних прогулок – пуховая куртка с капюшоном, утепленные штаны, ботинки на меху. Все это уже приходилось несколько раз надевать, когда состав останавливался посреди снежной пустыни и в горах. Тогда на улицу невозможно было выйти из-за жуткого снега и холода.

Ну, что делать. Если именно эта амуниция сейчас болтается в шкафу – значит, именно она и нужна. Не в одном же кителе, в самом деле, отправляться в дорогу. Сразу вспомнилась ночная стынь.

И вот при полном параде, в дутой куртке и с полным рюкзаком, я стоял в тамбуре на распутье. Налево пойдешь – в снега забредешь. Направо пойдешь – в траве утонешь.

А, может, я зря избрал осень? Может, теплая одежда – и есть подсказка и мне уготован иной путь? Я снял ношу, и, недолго поковырявшись, достал фонарь. Высунувшись по плечи в царство спящего леса, начал светить по сторонам, стараясь уловить хоть малейшие признаки человека. Луч фонаря бегал по снежному покрову, стволам деревьев, куполу ветвей вместо неба. Нет здесь жизни – только мертвенный хлад. Ладно, если решил выбрать осень, нечего медлить.

Ведущую в зиму дверь решил не закрывать, как бы наудачу.

На асфальтированную платформу спускался под грохот металлических ступеней. Еще раз сверху донизу оглядел поникший от безделья фонарь и лишь затем ступил на рыхлую землю. Пройти с десяток шагов, обогнуть дерево – и вот я перед самым полем. Будто в одночасье выстроили стену – монолитную, непроницаемую, неприступную. Кажется, шагни я в эти дебри – сразу начну задыхаться, утопать в золотистой пучине. Страшно, но надо пересилить себя и сделать шаг, чтобы обратно пути не было.

– Чего ты так боишься? – спросил я сам себя, надеясь, что звук голоса хоть немного разомкнет стянувшие тело оковы. – Самое худшее, что с тобой может случиться, – ты опять уткнешься в свой поезд.

– Именно это и страшит меня больше всего. Я боюсь, что так и буду топтаться на месте. Боюсь, что мои надежды ложные и все останется, как прежде.

– Если боишься проиграть, то это нормально. Но если не рискнешь выиграть, то ты уже проиграл. Или ты решаешься, или… Опять бесконечное ожидание чего-то.

Не думал, что будет так тяжело погрузиться в густые, не меньше чем на полметра выше моей головы, травяные заросли.

– Двигайся! – заорал я что было силы и сразу же шагнул вперед, зачем-то задержав дыхание.