– Скоро, – вырывает из дум голос медсестры. – Как вас зовут, молодой человек?

– Ян, – отвечаю с ходу, проводя ладонью по лицу. Плечи такие тяжелые, словно на них повесили гири весом в тонну. Опять вспоминаю мать, и тот черный понедельник. Кажется, он никогда не исчезнет из моей памяти.

– Ян, вы бы…

– Вишневский! – как гром среди ясного неба звучит голос директрисы. – Что произошло? Что с Исаевой? Вы опять?.. – таращится на меня, эта дамочка в возрасте.

– Снова, – вздыхаю, обреченно. А потом замечаю, что ресницы Евы начинают дергаться. Не передать словами, какое облегчение наступает в моей душе: губы невольно растягиваются в улыбке, хотя сердце продолжает настойчиво тарабанить по легким.

– Вишневский, за мной! Немедленно! – строго командует Юлия Витальевна. И я подчиняюсь, потому что не хватало еще Исаевой в таком состоянии слушать припадки нашей эмоциональной женщины.

Мы выходим в шумный коридор, идем быстрым шагом, привлекаем внимание учащихся, да и учителей. Кто-то здоровается со мной, кто-то поглядывает с долей переживания. У лестницы на нас налетает Карина с подружками. Лицо у нее слишком бледное, хотя и в обычное время щеки не изливают яркостью. Акимова часто моргает, тяжело дышит, ее грудь то и дело вздымается, а худенькая шея вжимается в плечи.

Карина открывает рот, видимо планируя что-то сказать, но замечает строгий взгляд Юлии Витальевны, поэтому лишь молча провожает нас в сторону кабинета директрисы. Каждой косточкой позвонка, ощущаю на себе внимание Акимовой. Когда она только перевелась, мы умудрились подружиться. Нет, конечно, не так как с Евой.

В тот день на озере, я ждал Исаеву, то и дело, поглядывая вдаль. Не вникал в разговоры ребят, не смотрел на огромные воздушные шары, что парили над водой. А потом появилась Карина: налетела на нас, в буквальном смысле упала прямо мне в ноги. Коленки в крови, ладошки счесала, сама чуть не плачет. Ну не сволочь же я, чтобы не помочь человеку. Помог. И до лавки довел, и в аптеку сходил, и даже пластырь ей дал с зеленкой. Парни все ахнули, до того Акимова им понравилась, да и девчонки в один голос кричали: «какая милая, ангел воплоти».

Я лишь молча пожимал плечами, меня никогда не привлекали фарфоровые лица. А Карина – дорогая конфета в яркой дизайнерской обертке, которая стоит кучу денег и каждый, проходя мимо, всегда останавливается, мечтательно вздыхая. Каждый, но не я. С детства ненавижу яркие обертки и дорогие конфеты.

Не знаю почему, но в тот день жутко разозлился. Мне хотелось видеть рядом не девушку, переливающуюся в лучах осеннего солнца. Я ждал Еву, ждал и не дождался. А после Акимова почему-то решила стать частью моей компании. Она сама подошла к нам, мило улыбнулась и присела между двух ребят. Начала болтать, рассказывать смешные истории из жизни. И так легко ей было, за пару дней девчонка влилась в коллектив, окружив себя любовью, вздохами и вниманием.

– Вишневский, – произнесла неожиданно директриса, вырывая меня из воспоминаний. – Заходить планируете?

– Если честно, не очень, – сухо ответил, разглядывая обилие наград на дальней стенке. Зачем их дарят учителям? Многие из здешних не знают подхода к детям, многие до сих пор считают Исаеву странной. Кажется, этого я никогда не пойму.

– Закрывайте дверь, и расскажите, что произошло.

И я закрыл, только рассказывать ничего не стал. Да и что я мог поведать? Для расследования есть камеры, их же для чего-то напичкали по всей школе. Ну и зарплату она должна отрабатывать, явно не с помощью моих мозгов.