– Эллианна, – Фай потянулся к любимой, но та отшатнулась от него с такой поспешностью, что наступила на подол платья и едва не упала. Во взгляде, брошенном на его руку, Фаю почудилась брезгливость. Эллианна словно боялась, что своим прикосновением он ее запачкает.

Ошибся! О Светлоликая, он ошибся! Ни одна эльфийка, какой бы доброй и сострадательной ни была, не примет оскверненного мужчину. Все, что Фай так опрометчиво вывалил на невесту, оказалось для нее слишком.

– Теперь я тебе противен? – Вопрос вырвался прежде, чем Фай успел прикусить язык. Он не хотел знать правду. Был не уверен, что сможет ее вынести.

– Я… – Эллианна подняла голову, и, к своему облегчению, в ее глазах Фай не заметил ни презрения, ни упрека. – Не знаю, что и думать. Я не ожидала… такого. Мысли разбегаются. Все это надо… переварить.

– Но ты не отказываешься от меня? Не осуждаешь? Не считаешь, что после всего случившегося мое место в Кипящем болоте?

– Нет! Конечно же, нет! – замотала головой Эллианна, но, когда Фай снова попытался к ней приблизиться, отступила назад, в тень храмовых развалин.

– Я решил, что ты должна знать, с кем собираешься связать судьбу. С моей стороны утаить правду было бы подло. – Фай жадно всматривался в лицо невесты – искал и боялся найти в ее глазах отвращение, но видел только растерянность и шок. Эллианна казалась ошеломленной. Любая на ее месте от таких признаний впала бы в ступор. Главное, она не сыпала обвинениями, не смотрела на Фая, как на гадкое насекомое, и не кричала, чтобы он, грязный и испорченный, больше не смел к ней приближаться.

«Ей просто нужно время, чтобы все осмыслить, оправиться от потрясения», – успокоил себя Фай, решив, что тот брезгливый взгляд, брошенный на его протянутую руку, ему почудился.

– Я могу прийти к твоему отцу с лентой? – спросил он, зная, что торопится, но не в силах ничего с собой поделать. Ему отчаянно надо было убедиться в том, что прошлое не встало между ним и Эллианой стеной. Убедиться в этом прямо сейчас, пока ожидание и неизвестность не свели его с ума.

– С лентой? – нахмурилась Эллианна, а потом, видимо, поняла, что Фай имеет в виду официальную помолвку, и выражение ее лица стало затравленным. – Д-да, н-наверное.

– Завтра?

– Н-не знаю, м-может.

– Вечером или утром?

– Потом. Потом договоримся.

Она нервно запахнула на груди мантию, и тут лесную тишину нарушил треск сломавшейся ветки. Резкий, пронзительный звук донесся из мрака за стволами деревьев.

– Что это? – испуганно дернулась Эллианна и развернулась в ту сторону, откуда раздался шум. – Мне надо идти. Никто не должен видеть нас вместе. Прости, я пойду. – И бросив на Фая последний короткий взгляд, она быстро зашагала по тропинке, уводящей ее от жениха все дальше и дальше.

Сначала за деревьями исчезла ее хрупкая фигура в широкой мантии, надетой, чтобы скрыть личность, затем растаял цокот каблучков по камням дорожки, и Фай остался в одиночестве и тишине. Опустошенный своей исповедью, он все пытался понять, обнадежила его встреча с любимой или разочаровала. В конце концов он смог убедить себя в том, что между ним и Эллианной ничего не изменилось. Он отчаянно хотел в это верить. И поверил. А возвращаясь домой, даже ощутил секундную вспышку радости – возможно, в нем заговорил выпитый накануне стакан русалочьего вина.

Именно в этот момент на выходе из леса Фай случайно – случайно ли? – столкнулся с Грид.

Она спрыгнула на обочину тропинки откуда-то сверху, из тени разлапистой кроны галийского дерева, и пошла по дороге рядом с Фаем как ни в чем не бывало. Словно считала это в порядке вещей – внезапно выныривать из мрака, пугая случайных прохожих до смерти.