– Я была бы признательна, если бы ты убрал свои руки от меня.

– Из какого ты века вывалилась, детка? Так еще разговаривают? – как наркоман последнюю дорожку в его жизни, я втягиваю её запах, проводя носом по щеке с каплей милого смущения. Она пахнет персиками, и это настолько охуенно после избитых тошнотворных «шанелей», что мне хочется попробовать языком её кожу.

А если я хочу – я делаю.

– Коготки спрячь, малыш. Бессмысленно, – девчонка вздрагивает, когда я шепчу ей это возле аккуратного ушка, и опять дёргается из моих рук, не подозревая, что делает только хуже.

Когда округлая в нужных местах малышка врезается в тебя, а заодно и нечаянно проезжает бедром по паху, мысли сбиваются в сторону её платья, которое немедленно хочется с этого тела содрать.

Содрать, а потом отодрать девочку, чтобы воинственное шипение сменилось довольным мурлыканьем и глазами в дымчатом, уставшем после марафона мареве.

Все женщины такие после качественного секса. Урчат, жмутся к боку, забывая о том, что до случившегося вообще-то на дух не переносили тебя. Или вообще готовы были убить, выпади им возможность сделать это без последствий.

– Ты меня… Облизываешь? – после этих слов девочки я не могу сдержать усмешки ей в шею. Продолжаю вести языком от выступающей ключицы к скуле, кусаю и тут же впечатываю губы в это место, поймав новую волну дрожи женского тела.

Меня самого потряхивает, когда я вслушиваюсь в ее тяжелое дыхание.

– Компенсация за плетку. Не буду же я тебя бить в ответ, – что-то мне подсказывает, сейчас ей это не понравилось бы. Здесь другой подход нужен.

Плавно и без лишней резкости.

Прижать девочку покрепче к себе, медленно оглаживать все ее соблазнительные изгибы, чтобы она расслабилась в моих руках и сама захотелось большего. Сама замурлычет, когда трусики так промокнут, что выжимать можно будет.

– Познакомимся, солнышко? Адам, – первым называю своё имя, потому что хочу в ответ получить её. Не хочу использовать клубный псевдоним – слишком это пошло для такого нежного котенка. Совершенно ей не подходит.

– Ева, – фыркает и снова кусает губу. Только на этот раз сильнее.

Мне приходится отпустить одну её руку, чтобы обвести пальцем её рот и оттянуть нижнюю губу с пульсирующими следами от зубов. Сам буду такие оставлять чуть позже. Минуты через две.

Если бы каждый раз мне платили после очередной «Евы», я был бы чуть богаче. Не то чтобы меня не устраивают цифры на счетах, просто это настолько банально, что на секунду я впускаю в себя разочарование.

Но лишь на секунду. Девчонке простительно.

Сможет отработать на коленях, когда я буду вбиваться в ее греховный влажный рот. 

– За эту маленькую ложь я украду у тебя поцелуй.

Она что-то мычит мне в губы, начинает брыкаться сильнее. От души впечатывает шпильку мне в ботинок, но тут же отдергивает ногу, понимая, видимо, что могла натворить.

Чувство вины – штука такая. Не делай, если не сможешь справиться с последствиями. 

Когда я хочу толкнуть язык в её рот, малышка замирает. Плотно смыкает зубы с губами, напрягается вся, как будто я каленое железо к ней прикладываю, а у неё одна задача – не разрыдаться.

И ведь это не отвращение. Другое что-то.

А потом я вспоминаю её вопрос про облизывание, и как-то складывается всё.

– Тебя целовали раньше? Нормально целовали? – выходит хрипло. Отпускаю вторую руку, но заранее предугадываю попытки девчонки сбежать, уперев ладони в стену позади неё.

– Целовали, – нервно и даже обиженно бурчит эта колючка. – Много раз. Очень много раз.

– Уверена? – потому что я не верю ей. Даже если допустить мысль – девочке точно попадались какие-то сопляки.