– Я и не подозревал, что предлагал это.

Она обернулась, уставилась на меня. Капельки пота выступили у нее на лбу. Затем она засмеялась. Засмеялся и я.

С полминуты висевшее в воздухе неловкое напряжение можно было чуть ли не ножом резать.

– Так, Дара, – спохватился я. – Почему Карен перестала тут жить?

Она отвернулась, уставилась в окно.

– Ну, это довольно печальная история. Карен, как я уже говорила, была очень милой. И еще она была, ну, очень наивной, что ли. У нее не было якорей действительности.

– «Якорей действительности», – медленно повторил я.

Она кивнула:

– Ну да, так их мой психолог называет. Ну, понимаешь, все те вещи, которые не дают нам оторваться от реальности, и не только люди, но и учреждения, и…

– Убеждения? – переспросил я.

– А?

– Убеждения, – сказал я. – Учреждение – это место, где бюрократы работают. А убеждения – это набор идей, которые человек разделяет.

– А, ну да. Я так и сказала. Убеждения и принципы и, ну, всякие поговорки, и идеалы, и философия жизненная, все то, за что мы держимся, чтобы прожить день и не сорваться. Вот у Карен этого не было. У нее был только Дэвид. Он и был ее жизнью.

– И когда его сбила машина…

Она кивнула:

– То есть я понимаю, какой это для нее был удар, как ей было тяжело. – Выступивший на спине пот заставлял ее кожу тускло мерцать в лучах вечернего солнца. – Я и вправду ей сочувствовала. Даже плакала. Но через месяц, блин, Жизнь Продолжается.

– Это один из принципов?

Она через плечо взглянула на меня, чтобы понять, издеваюсь я над ней или нет. Мой взгляд был ровным и сочувствующим.

Она кивнула:

– Но Карен, она весь день спала, переодевалась дай бог, чтобы раз в пару дней. Иногда ее можно было по запаху найти. Понимаешь, она просто как будто на части развалилась. Печально, конечно, но, серьезно, Хватит Себя Жалеть.

Принцип номер два, догадался я.

– Я ведь даже пыталась ее познакомить.

– С парнями? – спросил я.

– Ага. – Она засмеялась. – Я имею в виду – да, Дэвид был просто идеал. Но Дэвид теперь – овощ. Серьезно, ты ему уже ничем не поможешь. В мире достаточно нормальных мужчин. У нас тут не «Ромео и Джульетта». Жизнь – это жизнь. Жизнь – штука тяжелая. Так вот, Карен, говорю я ей, хватит жить в прошлом, пойди и найди себе кого-нибудь. Может, если б она переспала с кем-нибудь, ей бы это мозги прочистило как следует.

Она обернулась, посмотрела на меня, нажала несколько раз на кнопку на панели тренажера, и резиновая дорожка под ее ногами постепенно сбавила обороты до скорости пенсионера в торговом центре.

– Я что, не права была? – спросила она у своего отражения в окне.

Я промолчал.

– Значит, Карен была в депрессии, весь день спала. На работу она тоже не ходила?

Дара Голдкланг кивнула:

– Поэтому ее и поперли. Слишком часто пропускала свою смену. А когда приходила, то выглядела, как будто ее через соковыжималку пропустили – сальные волосы, никакого макияжа, чулки в стрелках.

– Однако, – сказал я.

– Слушай, я же ведь ей говорила. Честно.

Беговая дорожка окончательно остановилась, и Дара Голдкланг шагнула с нее, вытерла лицо и шею полотенцем, отпила воды из пластиковой бутылки. Она опустила бутылку, губы ее были по-прежнему приоткрыты, и посмотрела мне в глаза.

Возможно, она пыталась выбросить из головы, как я одет и какую машину вожу. Возможно, она просто хотела перепихнуться, чтобы очистить мозги методом, к которому привыкла.

– Значит, она потеряла работу, и деньги у нее начали подходить к концу, – сказал я.

Она откинула голову, открыла рот, отпила, не касаясь губами горлышка бутылки. Пару раз сглотнула, промокнула губы краешком полотенца.