— Душенька... Риточка Вячеславовна, солнышко вы наше ясноокое, ну потерпите еще немножко... — растянула рот до ушей заведующая, поднимаясь широким тазом с печально скрипнувшего кресла.

Надежда Витальевна Краснова вообще-то особым тактом и добродушностью никогда и не отличалась вовсе, но вы поймите, как тут не улыбаться, когда из-под носа едва ли не последний сотрудник сбежать пытается?!

Петрова покачала головой, прекрасно понимая, что и сама она от двадцати шести сорванцов далеко не уйдет. А если уйдет, то они догонят. А не они, так родители, а не родители, так оставшиеся три несчастных воспитателя...

Эх...

И какой сакральный смысл имел её приход к Пуделю в обеденный перерыв? Да лучше бы она две порции бефстроганова в садовской столовке съела, честное слово! За себя и за ту заболевшую коллегу, фотки в соцсетях которой подозрительно напоминали о курортах Краснодарского края.

А Краснова-Пудель будто почувствовала слабину подчиненной и елейным голоском пообещала скорую прибавку зарплаты.

— Там, — она указала пальцем куда-то наверх, — уже почти анонсировали. Только тсс... Это не то что секрет, тайна почитай, так что я вам ничего не говорила...

— И много ль обещали? — вздохнула Рита.

Надежда Витальевна многозначительно подмигнула, прицокнула, покивала и приложила палец к толстым, ярко накрашенным губам.

— Но... — вяло попыталась продолжить Маргарита, — это ничего не решает. Я устала... Еще и папаша этот обнаглевший вконец...

Пудель про папашу удивляться сочла неразумным, ибо историю эту знала еще с прошлого прихода «воспитателя года по версии Железнодорожного района две тысячи шестнадцатого года». Она округлила густо накрашенные глаза, надула и без того немало надутые щеки и шумно выдохнула.

— Вы что?! — замахала руками Надежда Витальевна. — Вы что... Это же сам Астахов. Вадим Сергеевич.

— Я в курсе, что он Вадим Сергеевич Астахов. Большой человек, бывший депутат и все такое. Но это не дает ему никакого права...

— Дает! — взвизгнула заведующая, перебив Риту на полуслове. Потом она, правда, опомнилась и как будто бы виновато улыбнулась. — Нет, права, конечно, же не дает, но вы же понимаете, Риточка Вячеславовна, что благодаря стараниям нашего благословенного бывшего депутата в нашем районном детском садике наконец-то появились хорошие площадки для деток, новые пластиковые окна и обновленный актовый зал.

«И все это должно было появиться еще давно, если бы кто-то не желал быть владычицей морскою!» — зло подумала про себя Рита, но, конечно же, промолчала, хотя язык высказать все, что она о ней думала, чесался давно. Да вот силы духа до сих пор не хватало.

— В общем, вы, милая, поработайте пока еще, пожалуйста. Нельзя нам группу Егорки Астахова без воспитателя оставлять. Ой нельзя-я-я. А то проверка нагрянет, всех девочек закошмарят, выплат всех лишат, и пойдут они, и я вместе с ними по миру... Ой что делается-то... Вы, Маргарита Вячеславовна, перетрудились просто. Идите скорее домой, чаю выпейте или чего покрепче, отдохните от малышни буйной. А я вам премию выпишу за отличную работу. По рукам?

И хоть и хотелось Петровой премию эту получить, однако ж зря, что ли, слыла она человеком честным и непредвзятым?

— Если уж премию, так всем девочкам давать... — буркнула она и, не попрощавшись, вышла за дверь, в очередной раз злясь на себя, что вновь не смогла отстоять свою позицию. И снова не смогла уволиться. А всего-то и надо было, что молча отдать заявление...

3. 2

Утренний звонок Громова застал Петрову в постели. Ну вот, а она так хотела поспать сегодня подольше. Как никак законный выходной. Мозг до последнего сопротивлялся, желая во что бы то ни стало доспать эти несчастные два-три часа, но руки на автомате потянулись к дребезжащему в тишине телефону. Привычка, выработанная с годами. А вдруг срочно на работу, а вдруг папе снова плохо, а вдруг племяннику в очередной раз нужна помощь... а вдруг, а вдруг, а вдруг.