— Клубооочеееек, — протянула я в испуге, — что это?

— Это молочная река, да киселевые берега. Реку лучше не переходить....

— Что так? — удивился Санька.

— На противоположном берегу начинается Навь... Попадешь туда, считай мертв, — загробным голосом сказал клубок.

— Ну так ты наш путеводитель, ты нас туда не веди тогда... — задорно сказал Санька. Я и не заметила, как они быстро подружились. — О, яблонька! Смотри, Марусь, какие яблочки то наливные... — обратился друг ко мне.

— Ага, — неуверенно сказала я. Тревогу скрыть уже не удавалось, и я стала озираться по сторонам.

— Ты чего? — подошел ко мне Санька и старался поймать мой взгляд.

— Не знаю, боязно мне...

— Из-за Кощея? — спросил друг.

— Наверное. Просто внутренняя тревога, — я схватила Саньку за руку и крепко сжала.

— Не бойся, я же рядом. Не дам тебе попасть в беду, — так же к репко сжал мою руку друг и пронзительно посмотрел в глаза. Его мягкая улыбка и сияющие глаза меня успокоили.

— Съешьте моих яблочек, — раздалось эхом.

— Ох уж мне эти сказки, — дернулась я, — все здесь говорящее и живое.

— Ага... — подтвердил Санька и лучезарно улыбнулся. Он подошел к яблоне и сорвал одно.

— Ты чего?! — выхватила я плод, — а вдруг оно отравленное?!

— Оно же дикое...

— И что?

— Ладно, только не волнуйся, — положил яблоко под дерево Санька.

Мы пошли дальше. За киселевыми берегами стоял туман, было темно. Не травинки одни коряги вместо деревьев. Мрак. Я старалась туда не смотреть. Теперь к тревоге прибавилось новое чувство преследования... Я постоянно смотрела за спину, стискивая руку Саньки.

— Да успокойся ты. Все хорошо.

Я лишь кивала. Вдруг мы увидели печку. Белую, большую, она была размером с небольшой дом. Стояла печь на берегу, рядом лишь кусты.

— Что-то мне это не нравится, — встала в ступор я.

— Отведайте-ка пирожков ржаных, — пропыхтела печь.

— Молочная река, яблоня... Теперь и печка... — тихо сказала я и оглянулась назад, — вот кисель — это ведь ритуальное поминальное блюдо, печь у славян считалась границей, между мирами...

— А еще верили, что через печную трубу совершается связь с Навью и, если приложить к ней ладони, то можно пообщаться с давно умершими предками, попросить у пращуров защиту и силу. Так, что ничего страшного в печке нет. Она помощница, — улыбнулся Санька.

— Так, а из какой сказки эти все предметы ты забыл? — возмутилась я.

— Из Гуси-лебеди... — спокойно сказал Санька, — но рано им еще прилетать, срок то еще не вышел. И полетят они со стороны избы Бабы-Яги.

— Гуси-лебеди, вообще-то, это души умерших, и они переносят из мира живых в мир мертвых, а значит обитают в Нави. А мы, как раз, на границе! — волновалась я, — Клубок... Ты зачем нас этой дорогой повел?

— Самый короткий путь, — ответил Клубок.

— Марусь, успокойся, — взял меня Санька за плечи, — ничего не случится.

— Обними меня... — тихо сказала я и вжалась в грудь друга.

— Что? — смутился Санька.

— Просто обними, — пробурчала я.

Друг скользнул по моим рукам и прижал меня к себе, держась за талию. Я обняла его крепко за шею. Тишина, спокойствие, легкое журчание речки, шелест листьев и дуновение ветерка. Вдруг послышался странный звук. Будто машут опахалом. Звук усиливался раз за разом. Я взглянула через плечо Саньки и увидела, как по небу со стороны Нави, летят то ли лебеди, то ли гуси.

— Так и знала! — крикнула я и показала на небо.

Санька резко обернулся. Секунда. Вздох. Мы ринулись к печке.

— Съешьте... — начала было печка, но мы уже лопали пирожки за обе щеки, — полезайте в меня.

Мы забрались в печь. Было тесно и темно, но главное безопасно. Послышался звук, как на трубу от печки кто-то сел.