Русская-народная сказка «Деревянный орел»

Кто-то дотронулся до моей щеки, разбудив утром. Видимо снова Санька. Не стала я открывать глаза. Поцелуй становился настойчивее, перерастая в ласки. Моя щека становилась мокрее. Губы его скользили ближе ко рту. «Да, что он себе позволяет?!» — возмутилась я и вскочила с сена. Наткнулась разом на лошадиную морду.

— Ах, это ты негодник целоваться вздумал, — посмеялась сама над собой.

Посмотрела на чем лежу. Под моей головой оказался засохший клевер, а лошади его ой как любят. Я взяла его в руки и отдала коню.

— Держи, жених! Полакомься.

Огляделась по сторонам. Никого. Поправила платье и вышла из конюшни. Солнце уже было в зените. Вот это я спать! Терем ночью казался не таким большим. Сейчас же, при свете солнца он предстал во всей красе. Резные ставни, занавески в цветочек, рядом с теремом стояла банька и столярная мастерская. Решила пойти поискать Саньку. Первым делом заглянула в мастерскую. За столом стоял Фома рубанком строгал брусок дерева.

— Доброго утра, — кротко сказала я.

— О! Проснулась девица красная. Долго же ты спала, — сказал задорно Фома.

— А Санька, где? — кротко спросила я.

— В лес пошел.

— Ой! А вдруг он заблудиться, — взволновалась я.

— Так он с клубком пошел, — удивлённый моей глупостью Фома аж отвлекся.

— А Иван, где?

— Послал его за винтами.

— Может и мне чем помочь?

Оглядел меня Фома и брови сдвинул. Видать не понравились ему мои слова.

— Негоже это бабе в столярное дело лезть... — покачал головой Фома, — иди вон лучше в терем, Маньке моей помоги.

Я побрела в дом. Скромно зашла в него. На первом этаже располагалась большая кухня и комната с кроватью. Зажиточные видимо. Со второго этажа спустилась женщина лет сорока. Приятная полнота ее только красила. Платок на голове белый, расписной, второй синий был накинут на плечи. Юбка темно-синего цвета с белым орнаментом и белоснежная рубашка. Она недоверчиво меня оглядела.

— Ты что ль Маруська? — спросила она.

— Я, — кротко ответила.

— Ну, а я Мария Тихоновна. Что делать умеешь? — я молча пожала плечами, — бездельниц не жалую.

— Вы мне простую работу дайте, все выполню.

Мария Тихоновна подошла и стала разглядывать мою одежду.

— Ты смотри, неряха какая....

— Долго в пути мы. Постирать не когда было.

— Вон корыто в углу, там же колотушки и терка. Воду в колодце возьмешь. Есть, что одеть то хоть?

— Есть...

— Чистое? — пристально посмотрела на меня Мария.

— Чистое!

— Вон, комнату вам с муженьком приготовила. Вы же повенчанные? — строго посмотрела на меня Мария.

— Да, — от страха сказала я.

— Иди, переодевайся. А я тебе еще вещей принесу, постираешь со своими. И мужа своего вещи возьми.

Так не привычно... Ну что бы не шокировать Марию Тихоновну своими нравами лучше сказать, что Санька мой муж...

Я переоделась и вышла с грязными вещами в руках.

— Баааа, — протянула Мария, — чистое, то чистое, да какое мятое. Непутевая! Как замуж-то тебя взяли. Иди обратно передавайся. Я рубель принесу.

Ох, злыдня какая... А мне с ней жить еще два дня. Надо было весь день проспать. Пошла снова переоделась.

Вышла, а на столе уже лежала куча одежды и рубель.

— Это все на глажку! А я в огород пошла, — цыкнула хозяйка.

Как же тяжело было быть женщиной на Руси. Я накручивала одежду на скалку и крутила ее рубелем, раскатывала и так часа два. Теперь одежду точно надо было стирать. Я так пропотела, что и сказать стыдно. Прогладила еще и Санькину одежду. Смотрю в окно, а там друг на телеге возвращается. Я выбежала во двор и кинулась к нему.

— Сань, а Сань. Может черт с ними... пойдем пешком, — заныла я.