Наконец, задача решена, штаны оказываются у меня на бёдрах, за ними следуют хлопчатобумажные трусики серо-зеленого цвета. Не стринги, конечно. Здесь такое носить нельзя. Не принято, да негигиенично к тому же. Потому простые, но… какая теперь разница? Я закрываю глаза, чтобы перед лицом не маячили покрытые пылью банки с закатками. Расставляю колени как можно шире, насколько позволяют спущенные штаны. Ощущаю, как на мою промежность ложится тяжелая Митина рука. Она проводит снизу вверх, поглаживая меня в самом чувствительном месте, и оно отзывается крошечными электрическими разрядами. Затем опытные пальцы двигаются дальше, словно невзначай дотрагиваясь до самой узкой дырочки, и потом выходя на поясницу.

Митя позади меня тяжело дышит. Когда мы вошли в этот укромный уголок, тут было довольно прохладно. А теперь наша горячая парочка так надышала, да ещё поужинала плотно, что температура поднялась, даже стало жарко. У меня на лбу выступила испарина. Но подумать, чтобы полностью раздеться, я не успела. Любимый, надев презерватив, приставил член к моей горячей дырочке и скользнул внутрь.

Я постаралась расслабиться и прогнулась, выставив попу назад, чтобы Мите было удобнее. И он, ощутив моё движение, проник в меня на всю длину. Ох-х-х-х… Какой же он объемный у него! Столько времени вместе, а порой так задвинет, что звездочки перед глазами кружиться начинают в диком хороводе. Сжимаю зубы, чтобы не заорать, но через минуту постепенно боль от слишком резкого проникновения уходит, сменяясь наслаждением.

– Да, мой хороший, мой Митя… Люблю тебя… ой… а-а-а-а…

Командир продолжает вспахивать меня. Он двигается глубоко и ритмично, и моё лоно с благодарностью принимает его ласки. Жаль, что длится это не слишком долго. Я кончить не успеваю, мне нужно для этого больше времени. Зато любимому становится очень хорошо. Он изливается, выстрелив несколько раз спермой. Хорошо, успел приготовиться. Мне в таких условиях беременеть никак нельзя. Едва это станет известно, как меня сразу отправят домой. Тогда кто будет помогать любимому? То есть желающие стать его напарниками найдутся, конечно. Он же у меня везунчик. Но я сама хочу быть с ним рядом.

Митя тяжело отваливается, ложась на спину. Я натягиваю трусики со штанами, а потом все-таки раскрываю глаза. Любимый рядом, и его крупный прибор теперь бессильно повалился на бок. Тоже отдыхает. Негоже ему так валяться. Беру осторожно в руку, снимаю презик. Заправляю обмякшего «бойца» в ширинку, накрывая одеждой.

– Спасибо, – блаженным голосом произносит Митя. – Я сейчас отдохну, а потом сделаю тебе приятное.

– Лежи, воитель, – иронизирую над ним. Вижу, как вымотался. Я тоже, но он ведь командир. Ему больше приходится думать и волноваться. Он несёт за нас обоих ответственность, и ещё на нем груз миссии, которую обязательно надо выполнить.

Наверное, мне должно быть стыдно. Мы в разрушенном городе, где на каждой улице, в каждом доме трагедия. Как у Сан Саныча и его жены, погибших ни за что. Невинные люди, которые жили себе, выращивали ягодки-цветочки, а тут ворвались пришельцы из параллельного мира и всех уничтожили. По идее, нам бы теперь скрипеть зубами в постоянной ярости и стрелять, стрелять и резать, убивать врагов. Но я так не могу. И Митя тоже. Мы любим друг друга, мы хотим, мы молоды и сильны, и как быть в таком случае? Терпеть, пока эта безумная война не кончится? А когда это случится? Через сколько дней, недель, месяцев или лет?

Мы живем сейчас, сегодня, и происходящее вокруг, напротив, делает наши чувства острее, наши желания – ярче, потому я не хочу отказываться от секса с любимым человеком. Тем более он в любую минуту может оказаться нашим последним. Как в старинной песне «вот пуля пролетела, и ага». Мне страшно потерять Митю. За себя не так боюсь. Главное, чтобы сразу убили, не пытали. Или чтобы не мучительное ранение.