Глаза закрыла, ровно дышу… так вот ты какая, нирвана, о которой так много говорят, но немногие постигли… Бум! Голова моя сильно бьется обо что-то твердое, и как же больно-то! Возвращаюсь мигом в вертикальное положение, потираю ушибленное место, пытаясь понять, что меня ударило. И вдруг вижу, как буквально в метре так же трёт лоб какой-то крепкий парень – его телосложение заметно по широким плечам с буграми мускулов.

Он убирает ладонь… О, какие люди!

– Привет, Дмитрий! – кричу ему радостно, позабыв о ноющей боли.

– О, привет, прекрасная незнакомка, – отвечает он, широко улыбаясь. – Ты чего ж по сторонам не смотришь?

– Тот же вопрос адресую тебе, – отвечаю ему.

Мы смеемся. Нашли друг друга вдалеке от берега, когда рядом ни одного человека, лодки или даже плывущей ветки!

– Судьба, наверное, нас опять столкнула, – шучу, и Дмитрий продолжает улыбаться, но потирает лоб. Ушибленное место покраснело.

– Сильна она сегодня, судьба-то.

– В прошлый раз мне досталось, теперь твоя очередь.

– Что ж ты так спасителя своего не ценишь? – иронизирует Дмитрий.

– Так я же не знала, что это ты, – стараюсь оправдаться.

– Ну что, поплыли к берегу? А то нас уже довольно далеко отнесло.

– Поплыли.

Непросто нам дались те несколько десятков метров. Это у берега течение слабенькое, а на стремнине посильнее будет. Потому, когда ощутили почву под ногами, были оба уже без сил. Даже крепкий Дмитрий устал, а я так просто вымоталась. Мы, волоча ноги и хватая ртами воздух, вышли на берег, сделали ещё несколько шагов и повалились, успев только перевернуться, чтобы мордахами не зарыться в песок.

17. Глава 17

– Женя… – слышу этот тихий голос рядом, в полусумраке подвала, но не спешу открывать глаза: по телу пробегает приятная дрожь. О, я прекрасно знаю эту интонацию! Митя – поистине удивительный человек. Всякий раз, когда им начинает исподволь овладевать желание заняться любовью, у него меняется голос. Становится низкий, бархатный, глубокий. Сначала я этого не понимала, и мне казалось, что просто голос у него к вечеру садится. Но, осознав однажды, теперь всегда испытываю особенные ощущения.

Но ничего не говорю. Пусть сам проявит инициативу. А то всё я, да я. Хватит уже, пусть покажет, кто из нас двоих самец. Иначе прямо несправедливость какая-то: если я буду всегда к нему ластиться, словно кошечка, то не надоест ли ему рано или поздно? Есть у меня такой страх в душе. Может, и беспочвенный. Но я вернулась из страны сладких воспоминаний о том ярком летнем дне, речных водах и пляже. Мы по-прежнему в подвале, где-то далеко громыхают отдельные разрывы и выстрелы. Над нами идёт война за город, а мы тут.

– Я знаю, что ты не спишь, – продолжает Митя. – И если будешь молчать, сделаю то, что очень давно хочу.

«Ну наконец-то!» – ярко вспыхивает в моей голове, и я, сама от себя не ожидая, вдруг облизываю сухие потрескавшиеся губы. Конечно, этот жест от Мити не ускользает, он резко приближается, и вот уже по моему рту пробегает его горячий влажный язык. И сладкий – мы только что пили кофе, разогретый на спиртовке в кружках. Даже сухого молока туда насыпали. Причем у меня, как у сластёны, было много сахара, у любимого – раза в два поменьше. Он целует мои губы, я предлагаю ему изысканное кушанье – свой язык, и Митя его поглаживает своим, а потом смещается на мою эрогенную зону – это шея. Всякое прикосновение к ней рождает во мне волну мурашек, и я даже, кажется, принимаюсь постанывать, не в силах сдержать страстное дыхание.

Митю это заводит ещё сильнее. Он разворачивает меня, ставя в коленно-локтевую позицию. Затем принимается расстёгивать штаны, но огрубевшие пальцы плохо слушаются. Никак не может справиться с ремнём и шепотом выговаривает нецензурные слова в адрес того, кто придумал такие сложные застёжки. Ну да, Митенька, это тебе не в постели с меня трусики стягивать невесомым движением пальцев. Раз, и я уже голенькая и тёпленькая.