Их судьба уже предрешена, правда враги ещё не знают об этом. Что поделать. Вы сами сюда пришли, мы вас не звали. Митя делает мне знак: двое слева – его, двое справа – мои. Потом секунду думает и добавляет к приказу: оператора дрона оставить в живых. Для разведданных пригодится. Молча делаю знак: «Добро».

Наводим автоматы. Тщательно прицеливаемся. Хорошо стрелять, имя ПБС! То есть прибор бесшумной беспламенной стрельбы. Конечно, слово «бесшумный» здесь больше для красивого обозначения, поскольку хлопок раздается довольно громкий, хотя и не похожий на грохот выстрела, конечно. Но все-таки лучше, чем ничего. Наметив цели, плавно нажимаем спусковые крючки. Вижу, как техник, получив пулю в висок, валится на свои железки. Оператор, отвлекшись от ноутбука, поворачивает к нему голову, и в следующую секунду хватается с воплем за ногу – это я ему в голень пулю влепила.

Митя работу окончил. Двое наблюдателей лежат неподвижно. Но надо проверить. Он спешит к ним и делает по контрольному выстрелу. Я ту же процедуру провожу с техником. На всякий случай. Вдруг шлем помог ему выжить? Хотя вряд ли. Слишком много крови вокруг. Рядом скулит, держась за ногу, раненый оператор. Перетягиваю ногу жгутом, накладываю повязку, делаю укол обезболивающего. Он спрашивает, кто мы такие, молча показываю: «Молчи, если хочешь жить».

Затем закрываю рот скотчем, руки перед собой фиксирую пластиковой стяжкой. К транспортировке пленный готов. Засовываю ноутбук в рюкзак, а дроны, которые лежат рядом на крыше, разбиваю прикладом и сбрасываю вниз. Отлетались.

Спешим к выходу. Насколько это возможно с хромающим «языком». Он нас будет сильно тормозить, но тут уж никуда не денешься. Теперь надо доставить «языка» в нашу пятиэтажку. Тот мычит, когда хромает рядом со мной – страдает из-за полученной раны. Промедол подействовал, но видимо не слишком хорошо. Ничего. Потерпишь. Но приходится его поддерживать одной рукой, чтобы не рухнул. И пленный, и рюкзак, – всё на мне, потому как Митя обеспечивает наш отход, его руки должны быть свободными. Он первым спускается вниз, помогает «языку». За ним следую я.

Так же аккуратно, не спеша, сходим вниз. Митя проверяет, всё ли в порядке снаружи, связывается с Боцманом. Узнает, что всё тихо. Выходим из подъезда и через полсотни метров встречаем прикрывающих. Идем дальше, они замыкают нашу маленькую колонну. У меня к концу пути ощущение такое, что я на собственной спине тащу раненного «языка». Он не крупный, слава Богу, но все-таки мужчина. Ему на вид лет двадцать пять, обросшее жесткой щетиной лицо. Глаза смертельно напуганные, но держится в целом.

Через полчаса мы в «нашем» доме. Передаем пленного и ноутбук командиру, докладываем, как всё прошло. Грач нас отпускает. Говорит, что до утра можем отдыхать. Дальше они с Боцманом сами с вражеским бойцом по душам поговорят. Насколько нам в роте известно, Боцман большой умелец развязывать языки. Такие методы знает, от которых даже самый упрямый запоёт, словно Пласидо Доминго на сцене Лос-Анджелесской оперы. Не скрою: люблю красивые мужские голоса. Оперные прежде всего. Вот Боцман – ему другие голоса нравятся. Искренние. Так что пленнику придётся таким стать. Даже помимо воли.

Мы возвращаемся в «свою» квартиру. Дверь снова приставляем и заваливаем мебелью, но теперь так устали, что поскорее хочется завалиться спать. Но прежде нужно привести себя в порядок. Митя говорит так: человек на войне, если не станет за собой следить, быстро превратится в труп. Потому как сначала ты не умываешься, затем не моешься, а после теряешь интерес к деталям. Это верная дорога в морг.