– Люблю сказки на завтрак, мифы на обед, предания на ужин.

А ещё меня тянуло петь.

– В древности у китайцев была легенда о «небесных конях», которых, кстати, народы по ту сторону Каспийского моря называли аргамаками. Китайскому императору мечталось заполучить аргамака себе лично и снабдить армию, потому что китайские низенькие скакуны никак не могли противостоять высоким индоевропейским. Ну, как любая практическая нужда, очень нужная правительству, быстро превращается в легенду, так и обычные быстроходные кони из степей превратились в потомков летающих драконов, несравненных, мощных и способных на чудеса.

– Хорошее воображение у китайцев!

– Как и у наших редакторов новостей. По легенде, дракон выходил из пещеры, видел обычных кобылиц, пасущихся у подножья горы, оплодотворял их. И потом рождались потомки небесных коней. С другой стороны была и другая легенда: что если коню-дракону, вышедшему из пещеры при виде кобылицы, отрубить голову, то его брызнувшая кровь превратится в стадо небесных коней – аргамаков.

– Жуть какая!

– Самое забавное, что подобная легенда имелась и у казахов, и у тюрков, и у персов, и даже у якутов. В интерпретациях, конечно, но суть едина. А ещё мифического коня связывают с магией воды. Если китайцы превратили его в дракона, то казахи – в змею. И даже кельты отличились, предложив некоего водного духа Кельпи, который обращается в коня, чтобы уволочь в речку и съесть хорошеньких девиц.

– Надо же, как много ты знаешь, ты наверняка историк!

– Почти угадала. Я конструктор ракетных двигателей.

Я расширила глаза.

– А разве такими бывают конструкторы?

Он меня передразнил:

– А разве такими бывают деревенские девушки?

– Хм, ну ладно.

Мы выехали из-за лесополосы, усаженной кряжистыми дикими абрикосами, которые местные называют жердёлой, и мне в глаза бросился замок на холме.

– А ты часом не господина Гродского гость? – догадалась я и нахмурилась.

– Его, – широко улыбнулся Кирилл. – Это проблема?

Я закусила губу.

– Не думаю, что твоя.

Синеглазый знаток легенд и коней захохотал заразительно, хоть и негромко.

– У меня вообще проблем нет.

– Совсем? – удивилась я.

– Как говорят в дзен, «если совершишь ошибку, лучше сразу рассмеяться».

– То-то ты очень смешливый, – заметила я.

– Мы все ошибаемся, – с видом буддийского монаха заявил Кирилл.

– Угу... и всё граблями в лоб.

– Ну, кому-то нравятся звёздочки в глазах.

«Вот уж непотопляемый Будда...» – мысленно фыркнула я, потому что любого нормального человека, который тонет под весом собственных проблем, подобное раздражает. Я не Будда, мне всплывать и всплывать, несмотря на то, что утро замечательное!

Мы проехали ещё немного. Уже показалась железнодорожная насыпь и переезд. А я вспомнила о своей войне, о которой совершенно случайно чуть не забыла из-за всех этих прекрасных впечатлений, но гость с Юга уедет, а мы с Гродским останемся! Мне по-прежнему нужен вектор действий, ибо работу я пока себе не придумала. Я перебрала в пальцах кожаные поводья и спросила:

– И надолго ты к Гродскому?

– Думаю, нет. Хотя это вопрос спорный.

– А есть что-то такое, что он терпеть не может? Кроме людей, женщин и сметаны в пластике?

Кирилл хмыкнул и пожал плечами, потом всё же вспомнил:

– Рок-н-ролл и ложь.

– Прекрасно! – расцвела я, ибо у меня вновь зародилась идея, причём не только мести этому наглому Чупа-Чупсу.

У моего забора Кирилл взглянул на часы и сказал:

– Мне пора. Дела ждут!

– Меня тоже.

– Спасибо за прогулку!

– Это тебе спасибо! – воскликнула я и погладила шелковистую гриву моего фыркающего транспорта. – И тебе, Бумер!