«Вот так штука! Уж туда ли мы едем? – мелькнуло у него в голове. – В Белграде была весна, поехали к югу, и вдруг зима! Не перепутал ли нам этот носатый войник в Белграде поезд? Взял да и посадил не туда. Какой же это юг? Ведь это север, если такой снег».

И он начал будить жену.

– Глаша! Глаша! Кажется, мы не туда едем! – теребил он ее за рукав. – Проснись, голубушка! Кажется, мы не туда едем. Не в тот вагон попали.

– Да что ты! – воскликнула Глафира Семеновна, горохом скатываясь с дивана.

– Не туда. Взгляни в окошко – зима. Мы на север приехали.

Глафира Семеновна бросилась к окну.

– Действительно, снег. Боже мой! Да как же это так случилось, что мы перепутались? – дивилась она. – А все ты… – накинулась она на мужа.

– Здравствуйте! Да я-то чем виноват?

– Должен был основательно расспросить. А ты вверился этому носатому войнику!

Начался довольно громкий спор в коридоре, так что англичанин, все еще читавший, запер дверь купе, а из другого купе выглянул священник и стал прислушиваться к разговору. У Николая Ивановича мелькнула вдруг мысль обратиться за разъяснением к священнику, и он, поклонившись ему, спросил, ломая язык:

– Молим вас, отче, реките нам, куда мы едем по сей железнице? Нам нужно на юг, в Софию, а вокруг снег…

– В Софию и едете, – чисто и внятно проговорил по-русски священник.

– Батюшка! Да вы хорошо говорите по-русски! – воскликнули в один голос супруги.

– Еще бы… Я учился в Петербурге в духовной академии.

– Как приятно! Боже мой, как приятно! Так мы не ошиблись? Мы в Болгарию едем? В Софию? – спрашивал у священника Николай Иванович.

– В Софию, в Софию.

– Но отчего же севернее в Белграде была весна, а здесь зима.

– Мы в горах, въехали на горы. Находимся в гористой местности, а здесь всегда весна задерживается. В Болгарии, и именно в Софии, вас, быть может, встретит настоящая зима.

– Слышишь, Глаша? Вот хорошо, что ты захватила с собой теплое пальто на куницах, – обратился Николай Иванович к жене.

– Я всегда хорошо делаю. А вот нехорошо, что ты зря меня будишь. Я так отлично спала, а ты вдруг: «Глаша, Глаша! Не туда попали! Беда! Не в том поезде едем»! – передразнила мужа Глафира Семеновна и отправилась укладываться спать.

– Простите, батюшка, что и вас мы обеспокоили своим спором, – сказал Николай Иванович священнику. – Мы и вас разбудили.

– Ничего, ничего, заснуть успею. Времени много.

– Ну, так покойной ночи. А меня, кстати, благословите.

И Николай Иванович протянул перед священником пригоршни.

– Сыне, сыне… Здесь, кажется, не место… – смешался несколько священник, однако все-таки благословил Николая Ивановича, и они расстались.

Николай Иванович пришел в свое купе. Глафира Семеновна уже лежала.

– Дурак! Только понапрасну будишь, – проговорила она.

Он промолчал и лег на скамейку. Вскоре он услыхал, как Глафира Семеновна начала посвистывать носом, а потом и сам заснул.

Проснулся он от стука в дверь. Глафира Семеновна полулежала, приподнявшись сфинксом, и спрашивала:

– Кто там?

Огонь в вагоне уже погас. На дворе светало.

– Кто там?! – закричал в свою очередь Николай Иванович, открывая дверь купе. – Чего нужно?

– Станция Пирот! Сербская граница! Паспорта позвольте! – произнес довольно правильно по-русски полицейский чиновник в австрийского образца кепи и со шнурами на плечах пальто.

– Вы сербский?

– Сербский.

– В Белграде уж у нас смотрели паспорты.

– А здесь, на границе, еще надо посмотреть. Ведь у вас в России на границе смотрят же.

Николай Иванович полез в карман за паспортом.

В Пироте, однако, поезд задержали недолго. Сербский полицейский только записал паспорта, наложил на них красный штемпель, и поезд тронулся.