– А вот это, что от Долмабахче по берегу ближе к заливу стоят: мечеть Валиде, Сали Базар, где рыбаки рыбу продают, мечеть Махмуда, мечеть Килыч Али-паша, агентства пароходных обществ, карантин и таможня, – говорил он.

– Как? Мы еще должны попасть в карантин и в таможню? – испуганно спросила Глафира Семеновна.

– Нет-нет, что вы, мадам! Успокойтесь. Карантин только во время холеры для приезжающих с моря. Вещи ваши также осмотрены, и никакой таможни для вас больше не будет. О, на турецкого таможню только слава! А если знать, как в ней обойтись, то снисходительнее турецкого таможни нет в целом мире, и господа корреспонденты напрасно бранят ее в газетах, когда пишут своего путешествия.

– Да-да… Это можем и мы подтвердить, – подхватил Николай Иванович. – На железной дороге, при переезде границы, нас не заставили даже открыть наших саквояжей, тогда как в славянской Сербии рылись у нас даже в корзинке с закусками и нюхали куски ветчины, нарезанные ломтями. И это у братьев-славян-то! Молодцы турки.

Въехали на мост с деревянной настилкой. Доски настилки прыгали под колесами экипажа, как фортепианные клавиши. Экипаж трясся, и Адольф Нюренберг ухватился одной рукой за сундук, другой за кучера, чтобы не упасть.

– Это Новый мост называется, или мост Валиде, а тот, что вон подальше, Старый мост, или мост Махмуда, – пояснил он, уже не оборачиваясь. – Но у нас в Константинополе зовут их просто: Старый и Новый. Некоторые их настоящего названий и не знают.