Пусть в душе Стево не был согласен с решением Вайи, потому как каждому есть свой срок, но спорить не стал. Она была ближе к Петру, выкупила его за кровные, ей и решать судьбу отрока. А ещё потому, что Стево знал: случись что с Вайей, он бы не раздумывал. Не стал молча вымаливать у Создателя милости, а решил бы взять её по собственному почину!

Так за что ему осуждать Вайю?

— А теперь делайте, что надобно, я отойду. Мешать не стану, дело такое, подгляду не терпит, но буду рядом, уж не обессудьте.

— Да что делать-то? — вполголоса спросил Стево, не обращая внимания ни на знаки Вайи, ни на гримасы Флори. И уж тем более стараясь не смотреть на корень мандрагоры, лежащий на полотенце возле еды, который, как только отведёшь глаза, начинал двигать волосатыми конечностями.

— Она всё скажет, дело нехитрое, каждая баба ему обучена, — усмехнулась Флоря и юркнула в кусты, только её и видели.

Стево взял Вайю за руку. Понимал, что болтать зазря не след, хотел бы сказать многое, да всё после. Например, о том, что он сделает всё, что Вайя прикажет, она и так знала, и про Камелию, наверное, догадалась, да раз не словом ни укорила, стало быть, болтать не следует.

— Помнишь наш первый раз? Там, у реки? Пусть этот будет так же сладко, как та земляника, которой лакомились вместе опосля.

Вайя заглянула ему в глаза, и Стево покорился. Женщине, любимой и верной, в любви не откажешь, особенно когда она так просит. Вайолка никогда не просила от него того, чего не могло быть. Вот и сейчас задавать вопросы не стоит.

Желанная при свете Луны, в ночь четверга, а это день любви, получит то, что просит.

Стево и тогда, и потом казалось, что это под ним не Вайя лежит, бесстыдно и призывно раскинув ноги, возбуждая слепящей наготой бёдер, будто хочет вобрать его всего, душу пленить через тело, а другая, родившаяся в полнолуние и умершая, как только всё свершилось.

— Может, я понесу от тебя теперь? — пробормотала она, поправляя юбку и робко заглядывая Стево в глаза. — Что ты на это скажешь? Прогонишь?

— Не прогоню, — успел ответить Стево, как на поляне снова появилась Флоря, по лицу которой было видно, что всё идёт как надо.

— Давайте трапезничать, да корень вином окропим, — захлопотала она, ничем не выдавая, что смущена.

Стево тоже не испытывал стеснения, лишь пристальнее всматривался в подругу, чтобы подхватить её хрупкое тело, если обморок случится. Из лица Вайи уходила жизнь, оно посерело, глаза ввалились, или тому виной неверный свет Луны?

Тем временем Флоря торопилась, всё поглядывая на звёзды. С припасами они справились быстро и молча. Напоследок травница тяжело поднялась и, пробормотав молитву, кинула в ямку из-под выкопанной мандрагоры кусочек жжёного сахара, долила сверху вином и притоптала:

— Семя мужчины, соки женщины, сладость людская, влага дурная — всё в котёл, чтобы вышел толк.

— Вот, возьми и спрячь за пазухой у голой груди, пока домой брести станем, до рассвета поспеть надобно, — Флоря протянула корень Вайе и махнула в сторону, откуда пришли. — Теперь как повезёт. Лихого человека бы не встретить, тогда всё зря. Создатель в помощь!

— А ты с нами не пойдёшь? — голос Вайи был окрепшим, пришла в себя, стало быть.

Стево не раз был готов всё прекратить, но что-то его останавливало. Не ритуал, конечно, а упрёки Вайи, когда он нарушит данное ей слово. Не мешать спасению Петру.

Тогда, это и провидцем не будь, Вайя отдалится навсегда. Неважно, как скоро произойдёт, но случится, Стево знал подругу.

Тихая, но идёт до конца. От задуманного не отступится.