– Не смешно, – злился Мирон.

– Да смешно, смешно! Ты дверь главное никому не открывай и комнату на ночь не проветривай. Авось она к тебе не проберётся. А лучше вообще спать не ложись.

Перчатку не нашли. Но что эта потеря по сравнению с той, что едва не понёс Витя? Он-то друга чуть не потерял. И из-за кого? Из-за унылой колдуньи доморощенной.

Вечером Витя отправил Мирону сообщение: «Желаю тебе пережить эту ночь, дружище». Потом – вереницу черепов с горящими глазами. Вереницу рукавичек-эмодзи.

Через час ещё написал: «Жив?»

Утром Витя не мог не заметить, что друг не пришёл в школу.

– Не знаешь, где Мирон? – спросила Травинкина.

– Не знаю, сейчас наберу его.

– Я ему уже звонила. Он не ответил.

Витю слегка задело, что отношения Мирона с Травинкиной, оказывается, зашли так далеко, что они друг другу звонят. Возможно, на его вызов Мирон ответит, продемонстрировав, что дружба важнее всяких там нежных чувств. Но тот не ответил. Витя не захотел доставить радость Травинки-ной историей про потерянную перчатку, про вчерашнее промолчал. Лишь пожал плечами, ну не пришёл, мало ли что. Но потом втайне набрал Мирона ещё пару раз, безрезультатно.

Придя после занятий к себе во двор, Витя по привычке обошёл детскую площадку, которая, когда ты один, совсем неинтересна. Гулять не стал, отправился домой.

Зато сделал полезное дело – нашел перчатку Мирона! Она лежала между скамьей и урной, обмерзлая, с растопыренными пальцами, скорее несчастная с виду, чем похожая на убийцу. Витя опять набрал Мирона, чтобы порадовать хорошими новостями – абонент недоступен. Он и к подъезду Мирона подошёл, набрал код квартиры. Не ответили. Ладно, взял грязную обледенелую перчатку к себе до поры. «Патагония» всё-таки.

Дома было тихо. Родители предупредили, что после работы пойдут на день рождения к папиному племяннику, вся квартира – Витина. Он бросил грязную перчатку – нет, не на полочку, как тот мальчик, а на пол, мало ли кто и как надругался над ней на улице. Протопал на кухню. На плите ждал нелюбимый суп с какими-то мясными катышками и заранее приготовленный мамой отвар – два пакетика бурды, настоянные в кипятке. «Грудной сбор № 2» это называлось и по вкусу было мерзким, горьким, приторным и тошнотным.

Настой Витя выплеснул в раковину. Лечение было успешно проведено, и он сел смотреть «Рика и Морти» на планшете, чтобы набраться хороших впечатлений, перед тем как делать уроки. Думал, «посмотрю часик», а смотрел все четыре.

Из анимационного плена Витю вырвали резко и жёстко – вдруг стало темно. Он и не заметил, что на улице уже вечер. Моргая почаще, чтобы привыкнуть к темноте, Витя протопал в прихожую, подергал электрический рубильник – безрезультатно. Открыл входную дверь, высунулся на лестницу, там тоже темно, света нет во всём доме, похоже. Ладно.

Завистливо глядя на мозаику из светящихся окон соседних домов, Витя сел у окна. Планшет-то он не зарядил. И телефон тоже. Собрался звонить маме, чтобы спросить, где в этой квартире свечи, но тут телефон зазвонил сам. Незнакомый номер. Сначала в трубке что-то щёлкало, раздавались помехи. Потом он услышал голос Мирона:

– Витя?..

Надо сказать, что Мирон никогда не обращается к нему по имени. В смысле, обращается, конечно, но не «Витя» же. «Витёк» там, «Витюн», «Виктор» – это нормально, но «Витя»…

– О, привет! – обрадовался Витя. – Что это за номер?

Мирон молчал.

– Чего ты в школу не пришёл?

– Я не мог… – сказал Мирон.

Голос у него непривычный, хриплый и какой-то приглушённый, далекий.

– Я понял, что не мог. Почему?