– А как он умер? – спросил я, делая пометки в блокноте.

Горн посмотрел на свои пальцы, которые вдруг мелко задрожали. Он тут же сцепил их в замок и сгорбился, будто прикидывая – как бы половчей рассказать, но тут вернулся Мишель и поставил перед нами массивный серебряный поднос с чайником и двумя полными чашками. Он выпрямился и устремил на меня напряженный взгляд.

– Иди… э-э-э… позанимайся чем-нибудь, только ничего не трогай, оставь нас, – приказал Горн и, когда малый ушел, продолжил: – Это интересно, знаете. Интересно, конечно, не совсем уместное слово, потому что любая смерть – ужасна, а здесь, – он обвел взглядом стеклянные горки с духами, – мы трудимся на благо жизни и здоровья наших клиенток… э-э-э… и клиентов, без сомнения, но с точки зрения прикладной науки смерть Столярова была именно что интересной. Видите ли, его отравили…

– Морфином, – кивнул я.

Горн удивленно посмотрел на меня:

– Знаете?

– Да.

Он уважительно покивал головой:

– Его отравили морфином. Я понял это сразу. Сначала судороги, рвота – но коротко. Резкая сонливость – фактически наркоз. Потом – кома. И – паралич дыхательного центра. Как только он свалился со стула, я бросился к нему. И меня поразило – конечности будто ледяные! Лоб холодный! Бледность – он был одного цвета со скатертью! Я не мог нащупать пульс. Открыл веки – зрачок ушел в точку!

– Неужели ничего нельзя было сделать? – спросил я.

Аптекарь немного помолчал, а потом ответил:

– Как минимум – промывание желудка. Хотя и это вряд ли… Морфин быстро впитывается.

– Скажите, а тяжело достать в Москве чистый морфин?

– Безусловно, это непросто. В растворе – да. Для инъекций.

– Можно как-то извлечь чистый морфин из раствора?

Аптекарь откинулся на спинку стула и посмотрел на меня:

– Нет. Это невозможно.

Я вспомнил, как доктор Зиновьев, говоря про морфин, особо отмечал, что он растворяется в воде и поэтому приходится собирать образцы человеческих органов.

– Да, конечно, – кивнул я, – извините. Можете продолжать.

Аптекарь прищурился и посмотрел на меня скептически:

– Что вам известно о растительных ядах?

– Немного, – соврал я. – Почти ничего.

Горн потрогал чуть дрожащими кончиками пальцев свою чашку, вероятно проверяя, насколько остыл чай.

– Вот, прекрасный цейлонский чай с мятой, – сказал он. – Вам нравится чай, господин Гиляровский?

– Предпочитаю что покрепче, но не откажусь и от хорошего чая, – ответил я.

Аптекарь кивнул:

– Знаете ли вы, что чайные листья содержат алкалоид теин? В малых дозах – а мы пьем его именно в малых дозах – он тонизирует организм, проясняет мысли, укрепляет тело. Но если я возьму достаточное количество чайных листьев и выделю из него крохотную каплю чистого теина и помещу его в вашу чашку, то вы после нескольких глотков умрете в мучениях?

Я поставил свою чашку обратно на блюдце.

– Правда?

– Да. – Горн потянулся к носу, вероятно, чтобы почесать переносицу, но в последний момент отдернул руку. Вероятно опасаясь стереть пудру.

– Но если вы отравились морфином, то правильно будет выпить очень крепкого чаю – как можно больше. Теин вступает в реакцию с морфином и… кстати, не только с ним. Получаются дубильные соли, которые плохо всасываются желудочно-кишечным трактом. Удивительно – да? Каждый по отдельности является ядом, но, соединенные вместе, они становятся не так опасны. Это, кстати, касается не только алкалоидов. Вы знаете, что малина разлагает цианистый калий?

– Нет.

– Если вас будут травить цианистым калием, ешьте малину. Но продолжим. Вы курите?

– Нет, но я нюхаю табак.

– А! – криво улыбнулся Горн. – И уж наверняка знаете о том, что в листьях табака содержится алкалоид никотин.