– Что там, настойка стрихнина? – спросил я строго.

Продавец испуганно вскинул на меня глаза и чуть не выронил чайник.

– Ромашка, – просипел он.

– Ромашка?

– Да-с…

Я промолчал, не зная, как продолжить разговор, но тут отворилась дверь в правом углу аптеки, и к нам вышел высокий человек с гривой седых волос, в темно-сером пиджаке и брюках в тонкую полоску. Пальцы он заложил в жилетные карманы и повернулся к продавцу:

– Мишель, что случилось?

Парень указал на меня носиком чайника, который продолжал держать в руках:

– Полиция.

– Полиция? – Человек повернул ко мне голову. Его бледное лицо было почти квадратным, с оттопыренной нижней губой – но не «габсбургской», а скорее брезгливой.

– Так вы из полиции? – спросил он. – С какой стати? Я ведь дал показания и даже подвергся обыску! Что вам еще надо?

– Полиция? – переспросил я. – С какой стати?

– Но?.. – Аптекарь повернулся к своему помощнику.

– Они сами так сказали-с…

– Ерунда, – ответил я, вставая. – Моя фамилия Гиляровский. Я руковожу московским отделом газеты «Россия».

– Гиляровский? – Горн вдруг сморщился. – Кажется, я слышал вашу фамилию. И что же вам нужно?

– Отравление купца Столярова.

Горн нервно сглотнул. Его нижняя оттопыренная губа дрогнула.

– То есть… Я уже дал показания полиции.

– Мне надо уточнить детали, – ответил я. – Я пишу большой материал по этому убийству.

– Вы упомянете мою аптеку в превосходных красках? – быстро спросил Горн.

– Безусловно, – согласился я.

Понятно, Горна соблазнила возможность бесплатной рекламы в такой газете, как «Россия». Так что он сел в кресло и приказал своему человеку:

– Мишель, табличку «Перерыв» и чаю нам.

Продавец метнулся к выходу и повесил на дверь табличку, а потом спросил:

– Которого чаю подать?

– Цейлонского с мятой. Покрепче мне. Гостю – обычно. В лаборатории в третьем шкафу банка синего цвета.

– У вас тут и лаборатория? – спросил я, когда Мишель исчез.

– Так… – ответил Горн, слегка поддергивая брюки.

Он вдруг вздохнул:

– Спрашивайте, Владимир…

Я присмотрелся к нему внимательнее. Вблизи стало заметно, что бледность его имеет косметическую природу – лицо аптекаря покрывал тонкий слой пудры. Но даже сквозь этот слой была видна глубокая рябь, покрывавшая щеки. Сначала я подумал, что он скрывал последствия оспы, но потом вспомнил, что оспины намного глубже. Быстро опустив глаза, я достал из жилетного кармана визитную карточку и передал ее аптекарю.

– Владимир Алексеевич… Минуту.

Он так же передал мне свою карточку.

– Вот и знакомы. Так что вас интересует?

– Скажите, вы знали покойного раньше?

– Петра Ильича? Столярова? Я знаю… в смысле, знал его давно. Лет пятнадцать или даже двадцать. В основном по клубу. Еще с тех времен, когда это был действительно – купеческий клуб. И туда еще не было хода всякой шушере… Простите, вы сами посещаете?

– Изредка, – сказал я.

– Да, так вот. Знал. Видите ли, эта аптека досталась мне от отца. А ему – от деда. Он приехал из Шотландии почти сразу после воцарения Николая Павловича. Хотел открыть дело в Петербурге, но был напуган Декабрьским восстанием – представляете, только что сошел с корабля и тут же попал под пушечные залпы, когда разгоняли бунтующую толпу. В чужой стране, совершенно потерянный, с небольшим багажом, он сразу уехал в Москву.

– Да-да, – кивнул я. – Но вернемся к купцу Столярову.

– Ах, Петр Ильич! Не сказать, чтобы мы были с ним очень близки… знаете, клубные знакомства! Скорее – знакомы. Он – коннозаводчик. Я – больше ученый, чем просто владелец аптеки. Так, беседовали иногда на разные темы… Я порой консультировал его по ядовитым растениям, которые могли попасться лошадям на пастбищах. Рассказывал про способы лечения от таких отравлений. Вот и все.