- Это был трудный выбор, - ответил ему ученый. - Оставить собственного ребенка калекой на всю жизнь или попытаться это исправить. Пускай и цена ошибки могла быть слишком высока. Но ты так кричала… - Он снова обратился к дочери. - Этот крик преследовал меня… Сводил с ума от собственного бессилия. В какой-то момент я понял, что должен хотя бы попытаться всё исправить.

Вновь наступила гнетущая тишина. В воздухе повис невысказанный вопрос. А что если бы введенное Люсии средство убило бы её или же покалечило ещё больше? Ридж чувствовал, как в его груди, точно снежный ком, растет недоверие к сидящему напротив него человеку. Он мог понять его страдания, но не мог понять готовность превратить собственное дитя в объект для сомнительных экспериментов. И никакие заверения в том, что он считал образец безопасным, не могли убедить ликана в обратом.

Повинуясь какому-то глубинному порыву, волк накрыл кулачок девушки рукой. Он оказался совершенно холодным и слабо подрагивал под его ладонью.

Люси медленно обернулась к нему, глядя совершенно потерянно. Глаза блестели непролитой влагой, рождая в Китане лютую потребность закрыть её от этой внезапной сердечной боли. Странный порыв, прежде совершенно не знакомый ни ему, ни его внутреннему зверю.

*Люсия*

- Но как оказалось, кое-что, пускай и отсроченное во времени, всё же случилось, - намекая на стихийно сблизившую их горячку, заметил ликан.

Я так глубоко погрузилась в воспоминания, большей частью очень неясные и спутанные, что практически вздрогнула от его умозаключения. Он произнес его глубоким низким голосом, с едва угадывающимися отголосками скрытой угрозы. Отец явно не вызывал у Риджа какой-либо симпатии. Папа со всем пылом отвечал ему взаимностью. Трудно было не заметить, что эти двое буквально с первых мгновений крепко невзлюбили друг друга.

Впрочем, в этот момент, прежде самый близкий на свете человек и мне вдруг стал казаться незнакомцем. Конечно, холодной прагматичной частью своего сознания я понимала - папе, в силу его положения, были доступны секретные и самые современные методы потенциальной терапии и когда было испробовано всё, он, вероятно незаконно, решился на весьма отчаянный шаг. Истово хотелось верить, что им и в самом деле двигала любовь, а не маниакальный интерес погруженного в революционное исследование ученого. Но отчего-то такой уверенности я больше испытывала.

- Разумеется, после успешного применения образца исследования продолжились. Они вступили в пролонгированную фазу и теперь перед моей группой стояла задача выявить и изучить те последствия, какие способны возникнуть по истечении уже куда более длительного времени. Всё же Люсия была ребенком и продолжала расти и развиваться. Полученные новые свойства могли как сойти на нет, так и преобразоваться во что-то новое.

- Значит, ты знал, что моё половое созревание могло начать протекать по примеру того, каким оно бывает у оборотней? - наконец, я собралась с силам и спросила.

- Такая вероятность была, - прокомментировал отец, явно садясь на своего конька, - но считалась ничтожной. Всё же вайса - одна из базовых генетических особенностей совершенно другой расы. Даже с учетом вмешательства в твое днк, его изменения были минимальны и подобное развитие событий попадало в зону статистической погрешности.

- Ха-ха, - сказала я с сарказмом и сложила руки под грудью. - А статистическая погрешность взяла, да превратилась в статистический выпад.

Я была папина дочка и, так уж вышло, владела кое-какими терминами и понятиями. Отец виновато развел руками, став в этот момент так похож на оторванного от жизни и ушедшего в свои изыскания гения, что в груди вновь вспыхнула какая-то почти опекающая жалость и щемящая любовь к нему. Он всегда был человеком особого склада ума и, наверное, было бы неправильно пытаться его оценивать по обычным людским меркам. А может, я просто очень хотела его оправдать.