Блеск весеннего дня остался позади, Смеяна оказалась в чаще. Вокруг нее стояли ели, осины, качали белыми головками соцветья бузины, за которыми ее и посылали. Споткнувшись о корень, Смеяна чуть не упала, но мягко присела на корточки, уткнув руки в землю. Рубаха прилипла к вспотевшей спине, волосы на лбу тоже намокли, Смеяна тяжело дышала и все еще смеялась. Прохлада леса приятно освежила ее, и она села на землю, стараясь отдышаться от смеха.
И вдруг какой-то странный, неуместный запах коснулся ее чутких ноздрей. Смеяна насторожилась, подняла голову, оглянулась, принюхалась. Откуда-то тонкой струйкой веял запах крови. Притом крови несвежей. Смеяна сморщилась, но пахло не мертвым, а живым. Разом она уняла дыхание, стала неслышной. В зелени кустов и подлеска трудно было что-то разглядеть. Шагах в пяти от нее виднелась огромная ель, вывернутая с корнем. Ее задравшиеся корни подняли круглый пласт черной болотистой земли шириной не меньше сажени. Под корнями оставалась яма вроде норы. Чутье подсказало Смеяне, что запах идет оттуда. И это был запах человека.
Убрав волосы с лица и закинув за спину болтающиеся косы, она неслышно шагнула по мху и хвое к ели. От недавнего ликованья в ней не осталось и следа. Вся она стала – настороженное внимание, равно готовое и устремиться вперед, и бежать прочь без оглядки.
Смеяна обошла лежащий на земле еловый ствол. В яме под корнями что-то шевельнулось. Осторожно Смеяна выглянула из-за пласта земли и опустила взгляд в яму. Она увидела плечо и локоть человека, тусклое серебро на поясе, ногу. На бедре, прямо поверх бурых шерстяных портов, виднелась повязка из неровных лоскутов, видно оторванных от одежды. Вся ткань была пропитана засохшей кровью, лежала неровно. Отсюда и шел тот запах, который учуяла Смеяна. Головы и лица не было видно.
Увидев в лесу чужака, любая разумная девица бросится бежать. Но Смеяну никогда не считали разумной. Разум часто несовместим с любопытством, и в их борьбе побеждает последнее.
Высунувшись из-за корней, вытянув шею, Смеяна поглубже заглянула в яму. Человек пошевелился; она вздрогнула. Но он только чуть повернулся и опять затих. Настороженный слух Смеяны различал тяжелое, трудное дыхание. Вдруг раздался тихий, приглушенный стон. Так стонут в беспамятстве.
Осмелев, Смеяна вышла из-за корней и подошла к яме спереди. Она увидела черноволосую голову с длинной, до лопаток, косой, не чесанной несколько дней, с набившейся рыжей хвоей. Волосы и одежда чужака были испачканы серо-черной лесной землей. Вернее, порты и остатки рубахи, потому что почти половина рубахи была оборвана на повязку и среди белых обрывков виднелась смуглая кожа плеча с гладкими, налитыми силой мускулами.
От близости чужого Смеяну пронизала дрожь. Она замерла над ямой, не зная, что делать. Верёна или любая другая сестра побежала бы на огнище и рассказала там. А он покуда пусть лежит? Вид окровавленной повязки беспокоил Смеяну, она знала, что помощь нужна скорее. Если еще не опоздала. Если в рану попадает лесная земля, то грозит столбняк, а от него никакой ворожбой не спасешься, посылай сразу родню по дрова и по бересту на погребальный костер.
Подняв руку, Смеяна пробежала пальцами по янтарным камешкам, словно спрашивая у них совета, задела рысий клык. Он был теплым, впитав тепло солнечных лучей. И все остатки трусливой осторожности исчезли из сердца Смеяны. Слабого не боятся, ему помогают.
И она решительно взяла чужака за плечи, чтобы выволочь из-под корней. Он вздрогнул, запрокинул голову. Смеяна, в свою очередь, вздрогнула, увидев его лицо. Ей бросились в глаза бледная смуглость кожи, густые угольно-черные брови, выступающий вперед нос с горбинкой, негустая черная щетина на щеках и подбородке. В первый миг Смеяна чуть не бросила его и не отскочила – Мать Макошь, да не нечисть ли он, такой черный? Но под руками ее были крепкие плечи живого человека. «Видно, он не из говорлинов, – рассудила Смеяна. – Мало ли племен на свете? Купцы рассказывают…»