Всю жизнь прожив в мире и любви, он не умел бороться и выбирать. И борьба внутри своего сердца оказалась много тяжелее тех двух битв над Истиром.

* * *

На другой день после отъезда княжича бабка Гладина послала Смеяну в лес. В месяц травень, когда все цветет, приходит пора собирать многие целебные зелья. По большей части этим занимался Велем, но Смеяна обладала поистине звериным чутьем на травы, и ведун охотно доверял ей эту часть своей работы. Бабка Гладина дала Смеяне лукошко, острый нож и велела нарезать цветков бузины. У старухи и у Варовита часто болела спина, пухли суставы, а отвар из цветков бузины приносил им немалое облегченье. Но бузина – дерево злое, опасное, в нем селятся духи непогребенных, умерших дурной смертью и всякое другое зловредье. Гладина не боялась за Смеяну – ничего ей не сделается, не раз проверено. За все девятнадцать лет жизни – на вид Смеяне казалось меньше, чем было на самом деле, – она ни разу не болела, ни разу ее не кусали змеи, не трогали звери, даже ветки не царапали. Иной раз старики и задумывались, что такая милость леса к непутевой девке неспроста, но лес всегда благосклонен к убогим, к слабоумным, к увечным. И в теплую пору года Смеяна целыми днями пропадала в лесу, счастливо соединяя таким образом пользу рода с собственным удовольствием.

Бузина росла далеко – верст за шесть от огнища, почти на меже с Перепелами. Утро выдалось такое жаркое, что Смеяне было душно в сорочке и вздевалке и она шла не спеша, лениво помахивая лукошком. Нож с бузинной рукоятью – Даяновой работы – болтался на дне. Шагая через поле, где катали княжича, Смеяна улыбалась, вспоминая о нем. Со вчерашнего дня почти ни о чем другом и не думала. Ей вспоминались его голубые глаза, смотревшие на нее с добротой и приветом, его открытое лицо, улыбка, и в душе разливалась такая яркая и горячая радость, что Смеяна не замечала насмешек сестер и попреков бабки. Впервые в жизни она была счастлива не просто по счастливому расположению своей натуры, а благодаря другому человеку, и в благодарность за это невольное и невыразимое счастье она готова была сделать для Светловоя все что угодно. Вот только что ему может от нее понадобиться, княжичу от простой девки, непутевой и не очень-то красивой? «Чем мне тебя отблагодарить?» – вспоминался ей голос Светловоя, и снова хотелось ответить одно: «Возьми меня с собой».

Перелески между полями густо зеленели, и только особая яркая свежесть зелени обличала весну, а не лето. Дорога совсем просохла, ростки на полях стояли с радующей глаз частотой. Небо ярко голубело, вдали живым серебром поблескивал Истир. Радость заливала волной душу Смеяны: себя саму она ощущала живой часть этого мира, этой земли и неба, ветра и шума ветвей. Душа ее была в каждом ростке, в жаворонке над полем, в солнечном луче. Она была почкой на ветвях Мирового Дерева, ствол которого – Священный Истир.

Бросив наземь лукошко, Смеяна раскинула руки крыльями, потянулась, словно хотела лететь вслед за жаворонком, зажмурилась. Горячие солнечные лучи пронизали ее насквозь, она не ощущала своего тела, растворившись в этих лучах и теплом ветре, не чуяла земли под ногами. Нет, не случайно всю жизнь она не походила на других, что-то в ее крови роднило ее с землей, со всем живым, земным и небесным. Что? Этого она не знала, но и не думала об этом сейчас. Ей было хорошо, так хорошо, что… Нет таких человеческих слов, чтобы высказать это. Это поймет ветер, солнце, травы, прибрежная ива, березы под солнцем, весь свой век тысячей языков поющие славу Матери Макоши – жизни земного мира.