Ассирийская имперская политика ставила себе целью объединить «разноречивые» народы в нацию «одного языка». Как объявлял царь Саргон (царст. 722–705 гг. до н. э.):

При ассирийской власти письменность приобрела новое значение. Новые хозяева рассылали для управления вассальными государствами писцов и надсмотрщиков, однако вместо того, чтобы использовать в качестве имперского языка свой родной, аккадский, выбрали арамейский, поскольку алфавитное письмо освоить было проще, чем сложную клинопись. В результате искусство письма перешло от ассирийской бюрократии к другим социальным группам[83]. Однако ошибочно было бы полагать, что грамотность широко распространилась среди населения, или что умножение письменных текстов заменило собой устную передачу преданий. Можно услышать, что цари Израиля и Иудеи завели у себя архивы и библиотеки, но никаких свидетельств этого не сохранилось – хотя, конечно, во дворцах могли храниться отдельные свитки с повестями, псалмами или древними законами. Но старые предания по-прежнему заучивались наизусть и передавались из уст в уста[84]. Роль хранителей текстов и учителей Израиля отводилась прежде всего левитам, младшим священникам[85]. Они были также музыкантами и певцами – так что тексты, по-видимому, не только декламировали наизусть, но и пели[86]. Как говорится в одном из псалмов, мудрец – это тот, у кого «в законе Господа воля его, и о законе его размышляет [букв. «закон его бормочет»] он день и ночь», так что, благодаря постоянному повторению, закон укореняется в его разуме и в сердце[87].

Однако затем в Израиле был создан совершенно новый комплекс «учебных текстов». В IX в. до н. э. мы впервые слышим о появившихся в Северном царстве «пророках» и «сынах пророческих» – хотя пока почти ничего о них не знаем[88]. Институт пророчества на Ближнем Востоке был хорошо известен. От Ханаана до Мари в среднем течении Евфрата пророки «вещали» от имени богов; и в Израиле, и в Иудее они обычно состояли при царском дворе. Однако в течение VIII в. до н. э. пророки в Иудее начали создавать «школы», в которых преподавали ученикам некую «антисистемную» литературу, глубоко критичную по отношению к официальной традиции Премудрости. Исаия, например, заявлял, что все эти стихи и изречения иностранного происхождения – лишь «заповеди человеческие»[89]. Иудейские пророки утверждали: поскольку современники к ним не прислушиваются, Яхве приказывает им записывать свои учения для блага будущих поколений[90]. По-видимому, ученики в самом деле записывали речения пророков, и некоторые из этих текстов затем были включены в аристократический круг чтения, найдя себе место в Еврейской Библии. Для Ближнего Востока ситуация очень необычная: вероятно, предостережения пророков использовались для того, чтобы научить молодежь понимать уроки истории. Юные аристократы учились избегать ошибок прошлого, чтобы создавать более успешное будущее[91].

Однако первый пророк, речения которого сохранились таким образом, не имел отношения к пророческим школам. «Я не пророк и не сын пророка», – утверждал он[92]. Амос был пастухом из Фекои в Иудейском царстве; около 780 года он услышал приказ Яхве оставить свое стадо и идти пророчествовать в царство Израильское, где царь Иеровоам II, любимый вассал ассирийского царя, правил процветающим – и, следовательно, полным социального неравенства – аграрным государством. Недавно Иеровоам покорил новые территории на другом берегу Иордана и теперь начал масштабные строительные проекты, привлекшие в Мегиддо, Хацор и Гезер орды рабочих; он создал сложную бюрократию и профессиональную армию