– Не заводись, – сказал Бэзил, хладнокровно поправляя стрелки на своих длинных брюках. – Не заводись, ладно?
– Все знают, что в «Кантри-Дей»[9] ты был в каждой бочке затычка!
– Не заводись, – повторил Бэзил, но уже без прежней уверенности. – Сделай одолжение, не заводись.
– Думаешь, я не помню, что про тебя в школьной газете написали?..
Тут и сам Бэзил утратил хладнокровие.
– Если будешь заводиться, – мрачно сказал он, – твои щетки тоже из поезда вылетят.
Эта нешуточная угроза подействовала. Фыркая и ворча, Льюис откинулся на спинку своего дивана, но, вне сомнения, перестал заводиться. Он припомнил своему попутчику самую позорную страницу его жизни. В одном из номеров газеты, которую выпускали ребята из их прежней школы, под рубрикой «Личные объявления» появилось следующее:
Если кто-нибудь любезно согласится отравить юного Бэзила или найдет какой-либо иной способ заткнуть ему рот, вся школа, включая меня, будет премного благодарна.
Им оставалось только сидеть и молча злиться. Потом Бэзил сделал решительную попытку перезахоронить эту злосчастную реликвию. Что было, то прошло. Допустим, он раньше слегка заносился, но ведь сейчас ему предстояло начать с чистого листа. Очень скоро это воспоминание улетучилось, а вместе с ним и унылое обличье Льюиса, и весь поезд; на Бэзила опять повеяло дыханием Новой Англии, от которого зашлось сердце. Из сказочного мира его звал чей-то голос; стоявший рядом человек положил руку на его обтянутое джемпером плечо.
– Ли!
– Да, сэр.
– Сейчас все зависит от тебя. Понял?
– Да, сэр.
– Тогда вперед, – сказал тренер. – Жми.
Бэзил сдернул джемпер и, оставшись в юношеской форме, выбежал на поле. Игрового времени оставалось ровно две минуты; счет был три – ноль в пользу противников, но при виде юного Ли, который из-за происков Дэна Хаскинса, грозы всей школы, и его прилипалы Хорька Уимса пропустил целый год, над трибунами Сент-Реджиса забрезжила надежда.
– Тридцать три – двенадцать – шестнадцать – двадцать два! – гаркнул Коротышка Браун, тщедушный квотербек[10].
Это был его сигнал…
– Фу ты! – вырвалось у Бэзила, забывшего о недавнем конфликте. – Так мы до завтра будем тащиться.
II
Школа Сент-Реджис, г. Истчестер, 18 ноября 19…
Дорогая мама! Сегодня рассказывать особенно нечего, но я решил написать тебе поповоду карманных денег. Всем мальчикам присылают больше, чем мне, тут мне все время требуются какие-то мелочи, шнурки и т. д. В школе мне нравится, у меня все хорошо, только футбольный сезон закончился, так что заняться особо нечем. На этой неделе нас повезут в Нью-Йорк на спектакль. На какой – точно не знаю, но, наверное, либо на «Квакершу»[11], либо на «Печального мальчика»[12], оба хорошие. Доктор Бейкон относится к нам подоброму, в деревне есть хороший лечущий врач. Больше писать немогу, надо учить алгебру.
Твой любящий сын
БЭЗИЛ Д. ЛИ
Когда он запечатывал конверт, в комнату для занятий вошел щуплый мальчонка и остановился, не сводя с него глаз.
– Привет, – нахмурившись, сказал Бэзил.
– Я тебя обыскался, – осуждающе протянул малец. – Везде смотрел: и к тебе в комнату поднимался, и до спортзала дошел, а потом ребята сказали, что ты, наверное, опять тут отсиживаешься.
– Чего тебе надо? – взвился Бэзил.
– Спокойно, Пузырь.
Бэзил вскочил; мальчонка попятился.
– Ну бей, бей! – истерично заверещал он. – Давай, ударь, ты ведь здоровей меня!.. Пузырь!
Бэзил содрогнулся:
– Еще раз так скажешь – я тебя выдеру!
– Нет, не выдерешь. Брик Уэйлз говорит: если ты кого-нибудь из наших пальцем тронешь…
– Не больно хотелось!