Только барину смотрины не в радость были. Не хотел он жизнь свою с кем-либо связывать, всё о жене скорбел, детишками занимался, да вот принимать гостей положение обязывало, и матушка властная плешь проела, мол, было и было, что ж теперь, всю жизнь вдовым ходить? Он спорить пытался, доказывая, что, нужно хотя бы порядок соблюсти, срок вдовства выдержать, времени со смерти супруги всего ничего минуло, но матушка настаивала, убеждая, что в первую очередь о детях он думать должен. Родная мамка померла, как же они теперь без пригляда?

И ведь настояла же! Трёх месяцев не прошло с той поры, как померла супруга, снова барин под венец пошёл. Правда шумного банкета устраивать венчающиеся не стали, и так траур нарушили, положенный срок не выждав. Прислуга перешёптываться и сплетничать боялась, барина не обсуждали, а вот деревенские кости ему перемыли знатно! Где ж это видано? Жениться, едва успев супругу в последний путь проводить?!

А Савелий за время своего проживания в усадьбе так и не сблизился ни с кем. Люди избегали его, сторонились, не таясь того. То ли дар его чувствовали, то ли облик смущал, ведь высоченный он, да в плечах широк, и вид суровый имеет, вот и шугался в разные стороны люд дворовый, стоило ему лишь появиться. Даже в людской, за трапезой, он в одиночестве оказывался. Что ж… ему и самому общение в тягость, так лучше. Спокойнее. Есть у него Уголёк, есть мальчонка – Алексашка, прибегающий в мастерскую едва ли не каждый вечер – и ладно.

Но однажды всё изменилось.

В тот вечер они с Алексашкой как раз чаёвничать собирались, Савелий на стол собирал, малец дразнил котёнка, пряча руку под одеяло и изображая движение. Тот включался в охоту, бросался на одеяло, Санька хохотал, перемещал руку, слегка шевелил пальцами. Котейка бросался снова.

Дверь распахнулась без стука. В мастерскую, в облаке морозного воздуха ввалился барин. Мальчик, увидев отца, ойкнул, обернулся на Савелия, а тот, спокойно снял с печи котелок с булькающим взваром, посмотрел на визитёра.

– Здравы будьте, барин Алексей Александрович, – с лёгким поклоном поприветствовал незваного гостя он. – За Александром пришли?

– Да вот, – барин аккуратно прикрыл дверь за собой, – Поглядеть зашёл, отчего мой сын больше времени в мастерской проводит, нежели дома.

– Садись к столу, барин Алексей, почаёвничай с нами, коли не брезгуешь. За чаем и потолкуем, – предложил Савелий, доставая из печи стопку блинов, а из полки кринку сметаны.

– Гляжу, стряпаешь сам, а, Савелий? Не хватает тебе того, чем в людской потчуют?

– Отчего же? – Савелий пожал могучими плечами, – Всего мне хватает. Это вот, – он кивнул на притихших мальчонку и кота, – Им.

– И Александр ест? – Алексей расхохотался. – Санька? Правда ешь? А дома всё капризничает, всё ему не так!

Мальчишка засопел в своём углу, Савелий рукой махнул, приглашая его к столу. Тот с опаской покосился на отца, но к столу подсел. Савелий усмехнулся, наблюдая смущение Сани. Ничего, подрастёт и никого бояться не будет, ни отца, ни мачехи, ни старшего брата. Савелий зачерпнул ложкой сметаны, бросил её в плошку, поставил в уголок, тут же метнулась к угощению чёрная т0ень.

– Хорошо тут у вас, – завистливо оценил барин, наблюдая, как протирает мастеровой чистой тряпицей глиняную кружку, оглядывает со всех сторон, не колотая ли? Не стыдно ли хозяину предложить. Подмигнув сынишке, Алексей первым ухватил из стопки румяный блин.

– Вкусно, барин Алексей? – поинтересовался Савелий.

– Очень! А что это у тебя, Савелий Лукич, под чехлом прячется? – заприметил накрытое от чужих глаз зеркало он.