– Я сам, когда пришел двадцать лет назад в армию, был нахрапистым и… – начинает Андрей.

– Вы не приходили в армию с Майдана, – останавливаю я его. – А бойцы сотни считают, что они свергли режим.

– Я сделаю все, чтобы они стали хорошими солдатами, – говорит офицер и придвигается ко мне. Ставит локти на стол и не мигая смотрит мне в глаза. – Я уже показывал им, как вас надо убивать. Я уже сказал им: «Ребята, так воевать нельзя. Москали вас всех передушат». У нас будет много героев, но не посмертных. И я благодарен Советскому Союзу, что он научил меня военному делу. Я был хорошим советским офицером. А опыт в Афганистане показывает: это они с Майдана герои, но в условиях реальной войны это беспомощные дети. Они сразу будут липнуть к командиру, который будет четко и уверенно отдавать им команды.

– О чем вы говорите? Вы же видели этих людей, три месяца отстоявших на Майдане. Они изможденные и истощенные, – не сдаюсь я.

– Они только что прошли медкомиссию! – говорит Андрей.

– А Матросов был сильным?.. Послушайте меня… Я родом из тех мест, где до пятьдесят шестого воевали. Мой дедушка отсидел восемь лет, – офицер берет со стола ручку, рисует в открытом блокноте восьмерку, обводит ее много раз и дырявит. – А другой дедушка дошел до Берлина. А я всю жизнь думаю: кто из них был прав?

– А все были правы, – говорит Андрей, – и тот и другой. Время было такое…

– Сердце офицера какое? – спрашиваю я.

– Твердое, – отвечает офицер.

– У нас был Беслан, – говорю я, – у нас была масса других терактов. Террор – это черное зло. Объясните мне, как вы, бывший советский офицер, можете сейчас сидеть вот так, смотреть мне в глаза и оправдывать терроризм?

Офицер моргает, опуская на глаза светлые ресницы. Когда он их открывает, они из серых становятся синими.

– А что мне делать, скажите вы мне? Я вас не должен убивать, потому что вы – что?

– Люди.

– А мы?

– И вы.

– Ну так скажите своему Путину, пусть выстраивает с нами дружеские отношения. А иначе мы будем отравлять вам колодцы. Мы насыплем вам какую-нибудь гадость в водопровод. Мы будем истреблять вас в сортирах. Я буду делать это. Я буду хладнокровно вас убивать. Я буду посылать бойцов, я сам не пойду. Вы же нечестно себя ведете. Когда вы говорите, что отдали нам Крым, вы же умалчиваете, что взамен получили Белгородскую область.

– Я поняла, зачем вы меня позвали. Вы хотите через меня донести это послание до России. Так ведь? – спрашиваю я.

– Так, вы догадались. Да, я хочу, чтобы вы нас боялись.

– Но проблема в том, что вы не внушаете страха. Я знаю, что ничего этого вы делать не будете, – говорю я, вставая.

– Сядьте!.. Посидите еще. Давайте поговорим. Хм… Большинство офицеров помешаны на своей службе. В девяносто втором я вернулся на Украину. Я не хотел уезжать, я правда был хорошим офицером. Меня трижды посылали на получение досрочного звания, и трижды мне отказывали. Знаете почему? – он щелкает колпачком ручки. – Потому что я украинец.

– Это сильно отразилось на вашем сердце?

– Конечно же… А потом мне посоветовали: ты поставь две бутылки коньяка, а мы напишем, что ты русский, и через две недели у тебя уже будет звание. А знаете, сколько стоили две бутылки коньяка? Двадцать рублей. А знаете, какая у меня была зарплата? Пятьсот рублей.

– Вы согласились, чтобы написали: вы русский?

– Не-е‑ет… Меня спросили: «Чего ты хочешь?» Я ответил: «Я хочу домой. Туда, где мне будут присваивать звания». Я вернулся. Моя зарплата была двадцать семь долларов. Наступило лето, а у жены вообще не было летней одежды. Мы пошли на рынок, она выбрала себе шелковую блузку, и мне тоже она понравилась. Я отдал всю… всю свою зарплату. – Он снимает локти со стола и отодвигается от меня, прикрыв глаза. – Она шла сначала молча, потом как заревет. «Ты чего?» – «А как мы жить будем?»…Мне сейчас звонят мои… русские офицеры: «Ну, что вы там собираетесь делать?» – «Да мочить вас собираемся!» Смеются: «Ну, ты, брат, даешь!»