Я усмехнулся, в очередной раз поразившись феноменальной способности этого человека выставить целый мир менее значимым, чем он сам. И верить в свою стопроцентную непогрешимость...

– Не волнуйся, ваше с Луизой свидание не сорвется из-за меня, – пообещал саркастически, впервые назвав эту женщину просто по имени и потому ощутив странный привкус на языке. Словно лизнул горький перец или протухшую рыбу...

6. 6 глава

Мама спустилась, едва Эрик ушел. Выглядела какой-то притихшей, задумчивой... Впрочем, мы обе выглядели такими: мысли о Томасе не отставляли меня.

– Он вернётся? – спросила она, занявшись аптечкой, разложенной на столе.

– Думаю, да, но не уверена, завтра ли. С такими мозолями не поработаешь! Да и нужно ли это? – Я поглядела на маму, страстно желая найти в ней поддержку. – Можно ведь подрядить садовую фирму, они сами все сделают.

– Можно и подрядить, – легко согласилась она, – но денег нам это обойдется немалых, а мы хотели ремонтом заняться. И деньги отложили на это! А мальчику, знаешь ли, не помешает физический труд, к тому же, можем платить ему по возможности. Что конкретно тебя беспокоит? – спросила она напрямую.

Она всегда тонко чувствовала людей, улавливала мое настроение, как барометр – колебания воздуха.

– То, что Эрик мой ученик...

– Ну и что здесь такого? Мальчик решил подзаработать, ты его наняли – всё.

– А если узнают, что это не так? Вдруг он сам кому-то расскажет?

– Тогда я сильно в мальчишке разочаруюсь. – Она погладила меня по спине. – Я наблюдала за ним из окна, – призналась она, – он работал достойно, зря время не тратил, и я подумала, что такой человек не может быть очень плохим. Дадим ему шанс реабилитировать себя в наших глазах! – И улыбнулась, сменив тон серьезный на более легкомысленный: – И раз уж завтра он не придет, я постираю белье. Не люблю, знаешь ли, чтобы личные вещи сушились у всех на виду.

И улыбнувшись, она понесла аптечку в кладовку.

И сегодня, едва успев войти в школу, я вздрагивала от каждого шума: все мне казалось, это послали за мной от директора, чтобы вынести выговор или вовсе – уволить. На уроках я была невнимательна и рассеянна, а когда пришел тринадцатый «б», так и вовсе ощутила слабость в ногах. Эрик с друзьями вошли одними из первых, и я, провожая их взглядом по проходу меж партами, цеплялась за каждое приглушенное слово и жест, пытаясь понять, о чём они говорят.

Обсуждают меня? То, как Эрик батрачит у нас на участке?

Я сглотнула вязкий комок, вставший в горле, и, нащупав глазами повязку на руке парня, возвращалась к ней снова и снова, не в силах забыть, что сама её наложила. Вчера. Касаясь крепкой ладони с такой нежной кожей, что мой пульс учащался. И это, признаться, пугало.

– Фрау Линднер, – раздался вдруг голос Тобиаса Кельнера с задней парты, – а как по-французски «Я вскопаю твой огород»? – спросил он с невинным лицом.

Кто-то сдавленно хохотнул, раздались смешки – мое сердце ухнуло в ноги, стало трудно дышать. Огромным усилием воли я сохранила напускное спокойствие и сделала перевод. Боюсь, голос дрогнул, выдавая меня с головой.

Лицо Тобиаса расплылось в улыбке, на Эрика смотреть было страшно: если увижу, как он ухмыляется в том же духе, ни за что не пущу его больше в дом, несмотря на доводы мамы и собственный план в отношении сына.

– Так ты увлекаешься садоводством? – спросила парня, пересиливая себя.

– Цветы – моя слабость, мадемуазель, – беззастенчиво лыбился этот нахал. – Ажурные лепестки, пестики и тычинки... – И так сканировал меня взглядом, словно лез мне под юбку.