Джулия даже не знала, кто из них – она или Люси – был более свободным.

«Но, черт возьми, это не я», – повторила она про себя, чувствуя, как эта мысль смешивается с горечью и странным, подавляющим облегчением.

Снаружи мимо проносились деревья, а в машине все еще стояла тишина. Виктор, не оборачиваясь, сосредоточенно смотрел на дорогу, а Джулия, сама того не замечая, прижала пальцы к вискам, словно старалась прогнать все эти мысли.

«Зато это не ты», – повторил голос в ее голове. И она сама не знала, радоваться ли этому… или стыдиться.

Ночью Джулии приснился странный и тягучий сон. Она стояла в огромной, пустой церкви, где все казалось чуть неестественным: витражи переливались слишком яркими красками, свечи горели, не источая тепла, а воздух был насыщен запахом воска и сырости. Тишина висела гнетущей завесой.

В центре церкви стоял черный гроб. Он был простым, без украшений, но почему-то притягивал взгляд.

Джулия шагнула вперед, ее ноги утопали в густой, невидимой тени. Она чувствовала, как дыхание становилось все тяжелее, как будто воздух здесь был слишком вязким. Каждое движение давалось с трудом, но она продолжала идти – будто что-то принуждало ее к этому.

Когда она подошла, сердце замерло. В гробу лежала она сама. Лицо казалось чужим, бледным, застывшим в выражении какого-то безразличия. Глаза были закрыты, губы плотно сжаты.

– Ты ожидала увидеть меня, правда? – раздался знакомый голос: низкий, спокойный, но с ноткой насмешки.

Она резко обернулась. Виктор сидел на одной из дальних скамеек, вытянув ноги вперед, будто ему было здесь слишком комфортно. Его темный костюм поглощал окружающий свет, а лицо выглядело необычайно молодым и живым.

– Виктор… – прошептала она, но даже ее собственный голос звучал чужим.

– Я так и думал, Джулия, – сказал он, приближаясь. Его шаги не издавали звука, будто он не касался пола. – Как всегда, обвиняешь меня во всем. В каждом промахе, в каждом несчастье. Ты построила вокруг себя крепость из обвинений. Но знаешь, что я вижу?

Джулия молчала, глядя на него с каким-то странным смешением страха и злости.

– Я вижу женщину, которая никогда не смотрела на себя честно, – его голос стал холоднее, почти зловещим. – Ты ведь не была лучше меня. Никогда.

– Это не правда… – начала она, но слова застряли в горле.

– Не правда? – он усмехнулся, наклоняя голову. – Ты лгала. И лжешь сейчас. Ты всегда старалась выглядеть жертвой, но на самом деле ты просто была слишком трусливой, чтобы признать, кто ты есть.

Ее тело будто пронзила волна холода.

– Я не такая… – прошептала она, отводя взгляд, но он шагнул ближе.

– Ты именно такая, – продолжил Виктор, его голос эхом разносился по церкви. – Вспомни, как ты прятала свои грехи за обвинениями. Вспомни, как легко ты осуждала меня, считая, что сама лучше.

Он подошел вплотную, его лицо оказалось так близко, что она могла разглядеть каждую морщинку, каждую тень в его глазах.

– Мы с тобой одинаковые, Джулия, – прошептал он, и его слова прозвучали как приговор. – Если бы это было не так, мы бы не смогли прожить вместе столько лет. Мы стоим друг друга, дорогая.

Ее сердце замерло, и волна ярости поднялась внутри. Она замахнулась, чтобы ударить его, но рука прошла сквозь воздух, как сквозь дым. И в тот же миг все исчезло.

Джулия резко открыла глаза. Комната погрузилась в предрассветный полумрак, но сон все еще висел в воздухе, как тень, и шепот Виктора казался пугающе реальным.

– Виктор, ты умер, а все равно сводишь меня с ума, – пропыхтела она.

Когда Оливии исполнилось два года, а Патрику пять, в жизни Джулии появилось увлечение. Каждый свободный момент, когда она оставалась без детей, она проводила именно с ним. Звали это увлечение – Кристофер.