Все почти готово. Остались только последние приготовления. Докупить пару вещей и можно встречать свой день рождения.

Темный переулок без освещения, металлическая бронированная дверь. Условный стук, как меня учил Паттерсон. После минуты ожидания дверь приоткрывается. Из нее на меня смотрит кривое, грязное и небритое рыло. Правый глаз заменен на линзу визора.

– От кого?

Голос, словно свиной визг. Поросячий, слезящийся глаз сверлит недоверием. Отвечаю, что от Паттерсона. Глаз изучает меня с головы до ног, визор меняет фокус, всматриваясь.

– Проходи.

[обнаружена подозрительная активность]

Дверь открывается. Хряк, в сальной майке и джинсах на подтяжках – символе их банды, отходит к стене, пропуская. Указывает на дверь в конце коридора. Сопровождает меня своими зенками.

Длинный ход, метров пятнадцать со слезающими, выцветшими обоями. Спертый воздух, пропитанный потом, перегаром и мочой. Из-за тонких стен слышны бубнящие разговоры, смех, плач, где-то играет музыка.

Следующая дверь, обитая кожзамом открывает вход в просторный кабинет. Резной письменный стол, на котором лежат довоенная кибердека, деньги россыпью. Между ними бутылка виски и стакан. За столом высокое кресло, словно трон – похоже, что оно было украдено из музея. Два стула с другой стороны, за которыми в стену вмонтирована старая плазма.

Посреди кабинета стоит высокий худой человек в черном костюме. Крашенные черные волосы зачесаны назад, скрывая выходы имплантов на затылке. Он поворачивается и с улыбкой смотрит на меня, глаза его при этом не меняют изучающего выражения. Выглядит словно ожившая кукла. Он протягивает мне свою тонкую паучью руку.

– Мистер Айзен! Паттерсон говорил, что вы придете, – низкий приятный голос.

Отвечаю, что мне тоже приятно иметь с ним дело.

– Аналогично, – ему все равно, он даже не скрывает этого, – перейдем сразу к делу?

Если не затруднит.

Он достает из-за стола длинный кофр и кладет его на ближайший стул. Легким движением открывает замки, откидывает крышку и достает винтовку. Резной узор на стволе в виде переплетающегося растения, расцветающего раскрывшимися бутонами, переливается сталью, помещение наполняется запахом оружейной смазки.

– Замечательный экземпляр! – говорит длинный. – Сделан самим Оружейником, – делает паузу для большей значимости, – великолепное оружие. Таких надежных уже не найдешь в Городе. Я вам в чем-то даже завидую.

Я беру из его рук винтовку. Деревянный приклад, немного шероховатый на ощупь, рукоять ложится в ладонь как влитая. Я верчу ее в руках, прицеливаюсь, потом отвожу затвор, тот идет мягко, резко возвращается на место с металлическим щелчком.

– Полуавтоматическая, – продавец смотрит на меня с тем же выражением интереса, – обойма на десять патронов. Вы заказывали две коробки?

Я киваю в ответ. Он достает их из стола и кладет рядом с кофром.

– Я бы сам не пожалел столько денег на эту красоту. Для чего она вам, если не секрет?

Отвечаю, мол, подарок. На день рождения.

– Замечательный подарок! Лучше не придумаешь.

Киваю. Говорю, что беру. Продавец бережно, словно реликвию, берет из моих рук ружье и укладывает в кофр. Я протягиваю ему остаток суммы – толстую пачку стодолларовых купюр, древних, вышедших из оборота еще до войны. Валюта бедного Города. Патроны я укладываю в сумку, переброшенную через плечо. Забираю кофр и ухожу. Живой. На удивление, не подвели. А могли бы кинуть на деньги или убить, но нельзя расслабляться, пока не вышел.

Подхожу к двери и слышу за своей спиной:

– Удачной охоты!

Спасибо. Будем надеятся на это. Дичи завтра будет много.