Во время разъяснения этих вопросов «профессор может познакомить слушателей со своими собственными взглядами на тот или другой вопрос, если в основание занятий положен учебник другого лица» (с. 46) и если, добавим от себя, такие «собственные взгляды» будут иметься в распоряжении у профессоров, преподающих по рецептам проф. Казанского. В теперешнем понятии профессора (profteri) заключается как само собою разумеющееся положение, что профессор всегда излагает, преподает «свои взгляды», а не чужие (что не означает необходимо новых открытий, впервые выставленных взглядов), хотя к экзамену студентам приходится готовиться нередко не по учебнику своего профессора. В такой двойственности нет ничего вредного в области высшего преподавания – вообще в области преподавания для взрослых, даже есть некоторые преимущества: меньше догматизма, больше материала для сравнения и критического отношения. Но при системе разучивания уроков по учебникам истинные ученые среди «преподавателей» таких учебных заведений представляли бы разве исключение – большинство составляли бы именно преподаватели по учебникам, не больше; да и «студентам» этих заведений, пожалуй, неинтересно было бы знать то, что «необязательно» в смысле проф. Казанского, т. е. не требуется на экзамене, как не пропечатанное в размеченном учебнике[33].

«Кончив все это, профессор приступает к беседе с отдельными из своих учеников о прочитанном отрывке, давая по возможности каждому нужные разъяснения и дополнения и сам предлагая вопросы» (с. 46).

Эти беседы, судя по описанию автора (с. 46, 47), имеют характер не экзаменования, а обучения. Об отметках он не говорит здесь вовсе. Положим, из других мест его книги видно, что участие в таких занятиях, а равно и усердное заучивание уроков каждому студенту весьма рекомендуется во избежание разных неприятных последствий. Сюда относится прежде всего экзаменная репрессия. Профессор Казанский предлагает делить студентов на экзамене, смотря по усердию их в устраиваемых по его плану занятиях или отсутствию такового, так сказать, на баранов и козлов: только для баранов – милостивый экзамен, для козлов же, т. е. тех, «занятия которых не находились под постоянным надзором и руководством преподавателей, испытание должно быть, конечно, гораздо сложнее, подробнее, требовательнее» (с. 71). Автор, по-видимому, вовсе не осознает предосудительности такой меры. В виде смягчающего обстоятельства можно указать на то, что, к сожалению, она и теперь подчас практикуется в университетах в качестве суррогата хороших качеств лекций, для того чтобы заставить нежелающих все-таки приходить на лекции[34]. Автор даже не довольствуется устранением принципа равенства и справедливости экзамена и превращением его в орудие репрессии, а предлагает вручить профессорам еще более зависящее от произвола и резкое средство против строптивых или недостаточно усердных студентов, а именно средство допущения или недопущения к экзамену по усмотрению: «От профессора зависит, допустить тех или других своих слушателей до экзамена или оставить их на вторичное прохождение с новой группой» (с. 76; о группах ср. ниже)[35].

Ввиду предлагаемых мер профессору пришлось бы все-таки делать отметки об ответах отдельных студентов – только это были бы тайные и бесконтрольные замечания в записной книжке и т. п. И вообще, я полагаю, что вся процедура, как ее описывает автор, в случае попытки осуществления на деле, по всей вероятности, весьма скоро свелась бы к хроническому экзаменованию по учебнику, к репетиционной системе, абсолютно отрицательное мнение о которой я уже высказал и подробно мотивировал выше.