Роскошный комфортабельный автобус мчится по шоссе сквозь пустынный пейзаж с плоскими белыми скалами, редкими зарослями колючих кустарников и суккулентов, наверняка это какой-нибудь штат американского Запада, вроде Аризоны или, возможно, Невады, да и автобус, похоже, “Грейхаунд”. В середине салона сидит высокий суровый брюнет с каким-то сатанинским лицом. Он сидит рядом с другим пассажиром, они, вероятно, знакомы, хотя как знать; в любом случае этот другой пассажир все равно не вмешается, поскольку брюнет олицетворяет Зло и все попутчики знают (и Поль тоже знает, как и они), что в любой момент брюнет может встать и ни с того ни с сего прикончить одного из них; они также знают, что никому из них не удастся оказать ему сопротивление, да у них и мысли такой даже не возникнет.

И вот брюнет встает, направляется к старику, сидящему в передней части автобуса, недалеко от водителя. Старик дрожит, его ужас очевиден, но ему и в голову не приходит сопротивляться. Брюнет встает, силой тащит старика к двери, приводит в действие открывающий механизм и выталкивает его в пустоту. Потом он на мгновение пригибается, чтобы понаблюдать за процессом раздавливания и обезображивания тела, а также за причудливыми формами, образованными брызгами крови на иссохшей земле. После чего возвращается на свое место, и они продолжают путешествие. Поль понимает тогда, что оно не прервется до самого конца, как и внезапные повторяющиеся действия высокого брюнета.

И сразу после этого, прямо перед тем как проснуться на скамейке, он понимает также, что брюнет олицетворяет еще и Бога, в силу чего его решения правильны и обжалованию не подлежат. Вечерело, воздух стал прохладнее, это его, вероятно, и разбудило; вот спасибо, а то уже полпятого, самое время ехать на вокзал. Сесиль не стала долго ломаться и согласилась, чтобы он поменял ей билет на первый класс, а что касается Орельена, то она сама о нем первая заговорила. Орельен никогда не был близок с отцом, а с матерью да, даже чересчур близок, и, глядя на нее, он и выучился на реставратора произведений искусства, глядя на нее, окончил Школу Конде с дипломом “реставратора и хранителя культурных ценностей”, более того, оба они выбрали один и тот же исторический период, конец Средневековья – начало Возрождения, с той лишь разницей, что их мать специализировалась на скульптуре, а он – на гобеленах. Пойдя по стопам матери, выбрав почти такую же профессию, как она, Орельен с завидным постоянством отторгал, пусть вяло, неявно – а иногда и явно – карьеру отца, построенную на служении государству и безоговорочной, по-военному четкой приверженности изменчивым и порой невнятным интересам французской разведки.

Отец ведь, в сущности, никогда не хотел третьего ребенка, этого третьего, родившегося через несколько лет после первых двух, ему в некотором роде навязали, он никогда не входил в его планы, а отец, надо заметить, всегда любил придерживаться намеченного плана. Супружеская пара чаще всего формируется вокруг некоего проекта, за исключением случаев, когда они просто безумно влюблены и их единственный план – вечное созерцание друг друга и взаимное одаривание нежными знаками внимания, пока смерть не разлучит их, есть такие люди, Поль о них слышал, но его родители не принадлежали к их числу, так что, скорее всего, им пришлось совместно выработать некий план, двое детей – это классика жанра, прямо архетип классики жанра, будь у них с Прюданс дети, они бы не дошли до такого, хотя вообще-то дошли бы, как раз напротив, они, возможно, давно бы уже расстались, сейчас детей недостаточно, чтобы спасти брак, они, пожалуй, только ускоряют его распад, к тому же, когда их отношения стали ухудшаться, они еще даже не успели задуматься о детях. Что касается его родителей, то у них был еще один дополнительный план – дом в Сен-Жозефе. Отец хорошо знал эти места, в детстве он проводил там идиллические каникулы у дяди-винодела. Он приобрел еще в 1976 году, вскоре после свадьбы, несколько заброшенных строений неподалеку от Сен-Жозеф-ан-Божоле, в коммуне Вилье-Моргон.