Современные социальные науки предлагают практически тот же набор кафедр и дисциплин, что и 100 лет назад: социология, экономика, антропология, психология и политология[316]. Университеты так и не стали центром развития политических инноваций. Сегодня это любимый инструмент, с помощью которого общество создает, аккредитует и воспроизводит элитный класс «важных чиновников»[317].
Ограничение инновационной деятельности – не единственная цена профессионализации управления. История управления – это история того, что политический антрополог Джеймс Скотт назвал «социальной внятностью» (social legibility) или механизмом распознавания социальных условий с целью их более эффективного регулирования. Именем науки современных профессионалов обучают измерять, количественно оценивать, регулировать и упорядочивать общество, изначально не приспособленное для централизованного управления.
Как объясняет Скотт в книге «Благими намерениями государства»[318], авторитетном и исчерпывающем обзоре провалов авторитарных государств, пытавшихся воплотить в жизнь грандиозные концепции упорядочивания общества, управление нуждается в приемах, которые позволяли бы ему понимать гигантские и очень сложно устроенные социальные и экономические системы. Умение классифицировать, количественно оценивать и прогнозировать – стержневое в деле создания профессиональной государственной службы и укрепления национального государства.
Чтобы понять, кем он управляет, и получить представление о ситуации на местах, правящий центр пользуется такими инструментами, как измерения, картирование (mapping) и перепись населения. Со временем растущая стандартизация многофакторных и неоднородных условий – то есть картирование и измерения – может начать искажать действительность. Если это происходит, под угрозой оказываются легитимность управления и его эффективность.
В качестве примера Скотт рассказывает, как лесничий в Германии XIX века классифицировал и считал деревья, чтобы вычислить их коммерческую, но не ландшафтную и не ботаническую ценность. Из-за отсутствия полной картины для всесторонней оценки он решил краткосрочную задачу расчета налога на производство древесины, но поставил под угрозу долгосрочную – успешное управление лесными ресурсами. Опыт показывает, что для долгосрочного успеха людям, принимающим решения, необходимо исчерпывающее, но гибкое понимание реальных условий на местах. Это дает Скотту основания сетовать на ограниченность бюрократической логики.
Как писал политический теоретик социалист Гарольд Ласки в начале ХХ века, любая политическая система, в которой главную роль играют эксперты, подвержена «порокам бюрократии», так как профессионалы преследуют «собственные интересы без учета общественных потребностей»[319]. Профессионализм такого рода, стремящийся упрощать, чтобы считать и мерить, – возвращаясь к примеру с немецким лесничим, – позволил максимизировать доходы от древесины, но не учитывал сложности – и, соответственно, многообразия ценностей векового леса. Скотт отмечает:
Разнообразный, сложный лес со смешанными породами деревьев, полный птиц, насекомых и млекопитающих, гораздо более устойчив, гораздо более способен противостоять ущербу и восстанавливаться после него, чем монокультурные посадки. Само его разнообразие и сложность помогают ему выстоять и не прийти в упадок: старые деревья одного вида буря повалит, другого – пощадит, не тронет она и невысокие деревья первого вида. Болезнь или нападение насекомых, которое угрожает, например, дубам, может оставить невредимыми липы и вязы. Биологическое разнообразие леса служит ему страховкой – подобно тому как купец, не знающий, с чем караван встретится в пути, и отправляющий в море много судов разной конструкции, разного веса, с разной оснасткой и навигационными инструментами, имеет основания надеяться, что хотя бы какие-то его суда доберутся до цели, а тот, кто поставил на единственный тип судна, рискует потерять все