– Вы голый, – твёрдо говорю я, чтобы оторваться от созерцания его мышц. Это вместо извинений и благодарности. И тон обвинительно-суровый, как у постной матушки Агнессы – вечного кошмара всех учеников начальной школы при райнелютской церкви.
У него смягчаются черты – удивительное преображение. Мистер Тидэй становится почти милым. Тёмные глаза лучатся светом. Красивые губы приоткрываются, но вместо ответа летит в меня смех – довольный и по-мужски глубокий.
Великолепные зубы, смею заметить, – так бы и любовалась, как делает это местный цирюльник – мистер Сойтер, когда любовно заглядывает в рот пациентам.
– Вы бесподобны, Рени! – искренне, но без восхищения. Весело скорее. Он забавляется. – Закройте глаза, пожалуйста, я оденусь.
Угу. Можно подумать, это возможно: течением нас отнесло достаточно далеко от того места, где он разбрасывал свои вещи. Не хотелось его огорчать, но он и так вскоре всё понял. Завораживающее зрелище – наблюдать, как он запускает длинные пальцы в шевелюру. Растерян, но сколько грации, какие движения, как играют мускулы под смуглой кожей!
– Я подожду вас здесь, – говорю, поднимаясь с мокрого песка, и отворачиваюсь. Сажусь спиной к реке. Обхватываю себя руками – мокрая одежда облепила тело, майский ветер холодный, хоть и солнце светит вовсю.
Волосы висят сосульками. В них – песок. Я, наверное, сейчас сама похожа на крысу – дрожащую и несчастную. Грандиозный апофеоз – финальная сцена моего дня рождения. Зрители бешено аплодируют стоя, отбивая ладони и срывая голос, скандируют «Браво!».
Лучше бы я сидела дома и пила чай миссис Фредкин, глотала слёзы и куталась в клетчатый плед, грея руки у камина. Хотела приключений? Получила их сполна.
Осталось только заболеть и тихо истаять в белой кровати. В одиночестве, ибо миссис Фредкин не считается, а батюшка обязательно забудет обо мне, в очередной раз увлёкшись каким-нибудь важнейшим проектом или изобретением.
Гесс вернулся подозрительно быстро. А может, рисуя сцены собственной смерти и отчаянно жалея себя, я увлеклась и потерялась во времени.
– Раздевайтесь, Рени, – приказал мне этот субъект, – и я задохнулась от возмущения. Ещё чего! Я приличная девушка, а не какая-то там непонятно кто! – Раздевайтесь, Рени! – в его голосе почти угроза. Он стоит босиком, в одних штанах, держит в руках остатки своей одежды и мои ботинки. – Наденете мою рубашку, она сухая, Или хотите заболеть и умереть всем назло?
Я подозрительно на него уставилась. Он что, мысли мои читает? По лицу его ничего не прочесть, увы. К тому же мистер Гесс отвернулся, и я поспешила, отбивая барабанную дробь зубами, стянуть мокрые вещи.
Рубашка нагрелась на солнце. После мокрого и ледяного она показалась мне восхитительно уютной. И ботинки кстати пришлись. Хоть какое-то тепло. Герда всегда говорила, что тёплые ноги – залог долголетия и здоровья.
Я распустила косу, отжала волосы и попыталась вытрясти из них песок. Напрасный труд. Может, позже, когда подсохнут. Локоны превращались в спирали и завивались в кудряшки – скоро я стану похожей на овцу. У меня нет с собой расчёски, поэтому выгляжу, небось, как огородное чучело.
Упав на дно собственных переживаний, я абсолютно забыла о несносном мужчине. Откуда он только свалился на мою голову? Ничуть не стесняясь, он подошёл к моим мокрым вещам, сгрёб их, деловито отжал и разложил на прибрежном песке.
Я пискнула. Не подозревала, что умею издавать подобные звуки. Хотелось провалиться сквозь землю, спрятаться в кустах, забежать на край света и никогда не возвращаться.