– Кого-то это мне напоминает, – бормочет мужчина, но я предпочитаю не поддаваться на провокации и делаю вид, что не слышу его слова.

– Папа вспоминал, что Эри называла себя доброй волшебницей. Утверждала, что в ней живёт дар далёких предков и, шутя, просила отца, если у него родится девочка, непременно назвал дочь в её честь. Насколько я поняла, она вдалбливала эту мысль ему исподволь долгие годы, и когда я появилась на свет, то сразу же обрела сомнительное наследство – имя прабабки Эри.

Хищник почему-то оживляется, словно я не скучную семейную историю рассказала, а поведала шедевральную легенду. Он сел и подался вперёд, жадно ловя каждое слово.

– И как связана крыса с этим рассказом? – интересуется вкрадчиво. Надо же: глаза горят, черты заострились, словно он почуял дичь в кустах. Жаль, поохотиться ему не суждено.

– Историю наследства слышал и Эдди. Наверное, без его поддержки, я бы никогда не решилась допрашивать отца. Эдди тогда знатно повеселился. Сказал, что бабка вместе с именем передала мне волшебный дар, и теперь я могу творить чудеса, поднимать из могил мёртвых, оживлять покойников, метать громы и молнии, превращать воду в вино. И тогда, разозлившись, я впервые выкрикнула: «Превращу в крысу!».

Как вы понимаете, ничего подобного делать я не умею, а эта фраза стала некоей привычкой. Когда Эдди меня достаёт, я обещаю превратить его в грызуна. Он привык. Я привыкла. Детская игра – не более. Но когда я произношу эти слова, как бы подаю сигнал, что Эдди зарывается, а я сержусь.

– Надо же, – о, мой Бог! Он улыбается. Причём это не снисходительная улыбка или усмешка, а чистой воды удовольствие, словно только что он единолично слопал торт миссис Фредкин. – А вы никогда не задумывались, что в этом может быть правда?

Я моргнула.

– В чём? В том, что прабабка обладала какими-то там способностями? Или в том, что я унаследовала от неё не только имя?

– И то и другое.

Я смеюсь. Расслабляюсь. Наверное, это неприлично, но я позволяю себе лечь в траву – так приятно слушать, как шепчет луг, принюхиваться к запаху медвяных цветов.

– Жаль, вы не знаете моего отца. Он – прагматик до мозга костей. Рационалист и ярый материалист. Папа не верит в высшие силы, стойко переносит походы в церковь, и хоть я ни разу не слышала, чтобы он хаял бога, мне кажется, он в него никогда не верил. Более приземлённого человека не найти.

Только наука, только материя – вот его девиз. Это его бог и убеждения. И ничто не сможет поколебать его уверенности. На каждое «чудо» он запросто найдёт объяснение с точки зрения физики и прочих наук. А если решения не находится, папа утверждает, что наука просто ещё не дошла до подобного уровня развития, но в будущем – он уверен – разгадают все загадки и тайны мироздания.

Знаете, что удивительно? Он верил в необычность бабули Эри. Когда я спросила, а что же за дар достался ей? Папа ответить не смог. То ли забыл, то ли не знал никогда, но это ничего не изменило в его воспоминаниях. Мой суровый гениальный отец верил в уникальность женщины, что воспитала его. Может, это не такое уж большое отступление от собственных правил. Для него она и впрямь идеальная и немножечко волшебница.

– Согласен, – мистер Гесс хлопает себя по коленям и, кажется, теряет интерес к моей волшебной прабабке. – Мне нравится ваша река. Я хочу её покорить.

И пока я пытаюсь ответить, найти слова, чтобы отговорить, этот несносный мужчина поднимается и отправляется к берегу.

6. Глава 6. Спасение утопающего

Гесс

Удивительно: я мог передвигаться быстрее этого железного, резко пахнущего монстра на двух колёсах, но получил удовольствие – сумасшедшее и – уверен – запретное.