Вот уже три месяца Сергеев другу звонить собирался, тот после инсульта лежит дома, речь плохая, ногу тянет. Звонить страшно, боязно – вдруг заразится инфекцией неприятностей, накликает беду на покой свой непоколебимый. Номер набрал, а сказать нечего – хорошо, что тот в больнице был на обследовании, говорить не пришлось.
Тут как-то в пятницу товарищ позвонил из прошлой жизни, на день рождения позвал в клуб свой, народу там тьма была: пресса, ньюсмейкеры. Сергеев с подарком намаялся, все взглядом товарища ловил, чтобы вручить, – не вышло, сунул помощнику и пожалел денег потраченных: свалят в кучу, а потом и не вспомнят, где чей. С тех пор он без подарков ходить стал: слегка опоздаешь – и все, можно и так, хоть не жаль усилий на выдумывание.
На день рождения товарищ ежегодно собирал всех как бы на смотр: кто жив, кем стал, и люди это знали, подтягивались к этому дню, зубы вставляли, худели, новые ботинки покупали, чтоб в грязь лицом не ударить, показать – все хорошо. А те, кому плохо, тоже приходили с надеждой увидеть нужных людей, напомнить, что живы: вдруг кто поможет по старой памяти или просто денег даст?
Сергеев в помощи не нуждался, но приходил для сверки курса: не упал ли он в списке ниже уровня собственного ощущения? Вся эта игра была смешна, товарищ реально хотел всех увидеть, и в этом стремлении объединить бывших врагов с новыми друзьями была какая-то миссия, как всегда, невыполнимая.
Глядя в зал на движение гостей, Сергеев замечал перемены: сверстники становились толще и богаче, а девушки и вторые жены моложе. Старые жены, удержавшие своих скакунов в домашней узде, с презрением и опаской смотрели на новых, убравших с дистанции их старых подруг. Старых жен не приглашали, они мешали радоваться, их отнесли в черный чулан или на антресоли, кое-кого просто поселили на дачах, заплатив таким образом. Почетная отставка бывшим женам не нравилась, но лучше так, чем никак.
В сутолоке вечера кто-то обнял Сергеева сзади всем немаленьким телом, и, обернувшись, он узнал своего приятеля, которого не видел три года. Обнялись старые кони радостно, оглядели друг друга, в трех словах подтвердили друг другу, что все еще неплохо, и Сергеев спросил о друге своем, до которого никак добраться не мог из-за опасности нарваться на чужие проблемы.
Оказалось, что все у него хорошо: офис сгорел, но дела еще пуще прежнего, эволюция победила, благосостояние его крепчает, и денег он просить не будет.
Вспомнили со смехом эпизод – товарищ один рассказывал, – как любовница бывшая позвонила ему десять лет спустя и денег попросила для нужд временных, а он не дал, сказал: денег не дам, а если почку надо будет, то звони непременно.
Шутка сомнительная, оба понимали, но не осудили товарища, наоборот, посетовали: вот до чего суки докатились, совесть потеряли! Что творится в стране, Бога забыли!
На следующий день он услышал в трубке знакомый голос найденного друга, который хорошо помнил. Голос был тот же, но звучал как бы из другого измерения.
Сговорились встретиться, Сергеев поехал по адресу, который знал с прежних лет.
Он приехал на модную улицу, где сегодня стараются жить все, кто считает себя сметаной в кувшине народного рейтинга.
У друга там квартира была – не пентхаус, а так, две двушки и однокомнатная от матери, покинувшей этот мир.
До психоза благосостояния друг приобрел здесь недвижимость и угадал, оказался в нужном месте и теперь ходил со связкой ключей по дому, по квартирам своим, проверяя состояние своего благосостояния. Сам на даче жил, а квартиры не сдавал, не хотел чужих ног на своих коврах и глаз жадных на картинах своих, за пятьдесят лет в семье собранных. Мировых шедевров там не было, но коллекция русского авангарда 50-х интерес представляла и денег стоила.