– Я не умею водить, – проблеял я, мужественно борясь с искушением закрыть от ужаса глаза.

– Да? – Балфур перекинул куртку назад, Кристине, и небрежно перехватил у меня руль; помедли он хоть мгновение, машина нарисовала бы на заборе картинку всем хулиганам на зависть. – А и не подумаешь.

Повинуясь легкому движению его руки, машина сошла с опасного курса и снова помчалась прямо вперед, никуда не виляя. Меня била крупная дрожь, ладони покрылись липким, холодным потом.

– Ты умрешь молодым, – сказала Кристина.

– И хорошо бы, если в одиночку, – добавил Микки.

Дейв встряхнул головой, широко ухмыльнулся и прибавил газу.

Мы вернулись, метафорически говоря, на базу без дальнейших происшествий, поставили «универсал» на прежнее место и толпой ввалились в гараж. Пока мы пускали по кругу косяк (убедившись предварительно, что дверь, ведущая в дом, закрыта), Кристина еще раз просмотрела песни, а затем взяла полуакустику, поставила ноты на стул и спела «Еще один дождливый день».

Что сразу изменило мою жизнь.

Она пару раз лажанула на смене аккордов, малость обкорнала припев, потому что не вытягивала нижнюю ноту, и, дабы привести песню к стандартной сингловой длительности, выкинула не те куплеты, какие можно, – но в общем это был полный улет.

Я и не подозревал, что моя песня может звучать так.

Кристина рванула, как в штыковую. Она лупила по гитаре, притопывала ногой и вбивала слова между аккордами, как… мне представился пулемет, стреляющий сквозь призрачный круг пропеллера, американские морпехи на Эдинбургском плацу, марширующие на встречных курсах, почти – но все же не – цепляя друг друга за нос сверкающими штыками, идеальная теннисная серия, Джимми Джонстон, обводящий четырех защитников и гвоздем забивающий гол… даже фразировка стала для меня откровением. Я писал:

А она пела:

И ведь точно в жилу! Мне хотелось скакать по гаражу на манер Рекса Харрисона[16] и орать: «Она просекла, ну чтоб мне сдохнуть, насквозь просекла!» Все сегодняшние обломы, все мое недавнее уныние исчезли, словно и не было. В масть, мои песни в масть, и никаких там самообманов! К тому времени, как она кончила, я весь дрожал от с трудом сдерживаемого торжества, был в почти невменяемом состоянии. Я почти не слышал, как они там экали и мекали, как Дейв Балфур не очень охотно выдавил: «Да, пожалуй, недурно…» Кристина вскинула ладонь и засадила «Я снова ослеп». Она спела ее целиком, и в конце я чуть не сронил слезу, не из-за душещипательного текста, а потому, что песня была тут, здесь, обрела реальность, прежде она была внутри меня, а теперь родилась на свет. Я видел в ней огрехи, знал, что многое нужно менять, но все равно я на ней заторчал. И не только я, а по крайней мере еще один человек, она, иначе она не смогла бы так ее спеть…

Последний аккорд – и тишина. Я откашлялся, но ничего не сказал, а только смотрел на Кристину с широкой идиотской ухмылкой и совсем уже по-идиотски показал ей два больших пальца. И посмотрел на остальных.

– Да… вполне, – сказал басист Стив, глядя на меня с вдруг пробудившимся интересом. – Ну вот точно что-то это мне напоминает, но с другой стороны…

Микки покачал головой, не знаю уж на какую тему. Уэс смотрел на Кристину и задумчиво жевал нижнюю губу.

– Да, недурственно, – кивнул мне Дейв Балфур и повернулся к Кристине: – Классно отбомбилась, старуха.