– Ты правда всех убил? – перебивает Диана, снова взглянув мне в глаза.

По тому, как заострились от напряжения черты ее лица, я понимаю, что мой ответ для нее имеет жизненно важное значение. Но разве он не очевиден?

Черт возьми, что она хочет услышать? Ложь? Оправдания? Подробности?

– Да, Диана. Убил их всех, – отчетливо отвечаю я и, обхватив пальцами выступающие скулы, не позволяю ей отвернуться. – Хочешь знать, как это произошло?

– Нет. – Она мотает головой, но я крепче вдавливаю пальцы в нежную кожу, с силой удерживаю ее мечущийся взгляд и начинаю говорить:

– Главы совета и их привилегированные гости собрались в королевском лофте, чтобы посмотреть, как их вчерашние партнеры сражаются за свою жизнь с обитателями «Улья». Они предвкушали незабываемое кровавое представление и готовились делать ставки, но сами оказались наживкой. Я заблокировал двери лофта и привел в действие взрывной механизм. Не все умерли мгновенно, многие успели прочувствовать, что испытывает человек, когда его тело пожирает пламя. Они метались, вспыхивали, как факел, умоляли, проклинали, кричали от боли и затыкались, только когда их легкие взрывались. Обугленные головешки и горстка пепла – всё, что осталось от уверенных в своей неуязвимости и безнаказанности ублюдков. И не надо смотреть на меня так, словно это я чудовище. Не лги, что чувствуешь хотя бы каплю сострадания к этим тварям.

– Пусть они горят в аду, – яростно шипит Диана, вцепляясь ногтями в мое запястье. – Мне не жаль никого из них.

Я инстинктивно расслабляю хватку и в недоумении смотрю в распахнутые глаза. Она дрожит от ненависти и гнева, не замечая, что оставляет кровавые следы на моей коже.

– Но остальные, Дэрил? Чем они заслужили такой конец? В чем их вина? Скажи мне. Сколько ежегодных стримов на твоем счету? Сколько невинных людей погибло в смертельных играх, которые организовывал ты? Ты, Дэрил! Ради чего? Чтобы твоя мать жила? Ее жизнь стоит сотен других? – опрокинув на себя бокал с недопитым вином, со слезами в голосе сыплет обвинениями Диана.

Кричит, колотит меня сжатыми кулаками. Бьет не в полную силу, сдерживается с оглядкой на мою реакцию, но в ее глазах столько неприкрытой ненависти, что я теряюсь. Наверное, впервые мне так сложно сформулировать ответ и одной хлесткой фразой остановить истерику, успокоить или заставить замолчать. Ее слова неожиданно задевают то, что, мне казалось, давно отболело и атрофировалось.

– Я могла быть одной из них! И я была! Была, пока ты не заметил проклятое родимое пятно. Я помню, как ты на меня смотрел в самом начале. Как на пустое место. Я была никем, оплаченной игрушкой для почетного гостя, дико раздражающей и тратящей твое драгоценное время. Просто признай это, Дэрил… Если бы я не родилась в ублюдской семейке Демори, ты избавился бы от меня точно так же, как от остальных. Не раздумывая и мгновенно вычеркнув из памяти мое имя.

Она продолжает что‑то в сердцах выкрикивать, а я, как завороженный, смотрю, как алые капли безобразными пятнами расползаются по белой ткани ее халата, и внутри расползается едкое необъяснимое чувство потери.

Я столько раз видел ее в крови, но никогда не допускал мысли, что отважная пчелка Кая может умереть. Она была сильной, стойкой и жутко упрямой. В самые сложные моменты не рыдала в истерике, а собирала волю в кулак и давала отпор. Если загоняли в угол, без раздумий била на поражение и не оплакивала ни поверженных противников, ни случайных жертв.

Что изменилось сейчас?

– Я бы никогда не избавился от тебя, – встряхнув ее за плечи, жестким тоном чеканю я.