Наблюдаю за полётом подбитого лебедя и стараюсь не заржать. Думаю, её окружение дорого бы заплатило за то, чтобы увидеть эту картину.

– Урод, ты меня толкнул! – вопит эта кукла.

– Конечно, – ухмыляюсь и, подняв руку, отстёгиваю лямку комбеза. – А сейчас ещё и себя толкну.

– Пошёл вон! – ещё громче вопит эта белобрысая, начиная отползать на заднице.

Вот дура. Сейчас же колючек загонит себе, кто доставать ей их будет?

И только я хочу ей помочь, как сзади раздаётся звук машины Егорыча. Разворачиваюсь и замечаю, как по дороге от Берёзовки поднимается столб пыли. Мчит, зараза. Сейчас бы съездить ему по щам за то, что не сделал, как нужно было.

Разворачиваюсь к этой Златовласке и, достав мобилу и разблокировав, протягиваю ей.

– Как пользоваться знаешь? Или у вас, столичных, и для этого бомжи есть? – вопросы звучат грубо, но она заслужила.

– Спасибо, – шепчет побелевшими губами.

– Мне твоё спасибо до одного места. Рассчитаешься потом, – зло отвечаю. Не понимаю: это она меня так злит, или это злость за сломанную мотыгу. – И совет тебе, на будущее: не вздумай здешних людей бомжами называть. Они побогаче тебя будут. По крайней мере, в душе точно.

Вижу, как вздёргивает подбородок. Ох же и не повезло тебе приехать в Берёзовку. Тебя здесь быстро научат уму-разуму.

– Матвей, ты только не злись, – Егорыч подъезжает ко мне и на ходу выскакивает из машины. – Ну подумаешь, не докрутил.

– Егорыч, ты охренел! Не докрутил? Ты же знаешь, что не тебе придётся сюда ехать снова. А батя и так злой на меня ещё с утра, – выговариваю Егорычу.

Хороший он мужик, но жить без рюмки не может. Если он не выпьет хотя бы чекушку в день, то говорит, что прожил его зря.

А батя же меня оставит виноватым, что недосмотрел, не проверил.

Он и так орал на меня сегодня, что уши сворачивались у всех, хоть и в кабинете мы были вдвоём.

– Нормальные отцы дочерей оберегаю, а мне что, отцовское ружьё доставать, чтобы девок твоих отгонять? Ты совсем совесть потерял, сын? Сколько можно? Из дома ушёл, поступил непонятно куда. Вечно пропадаешь, отпрашиваясь с работы.

– Ну я же всё успеваю, – отвечаю бате, но лучше молчать.

– И что? Я должен плясать от радости, что ты у меня такая Марья-кудесница?

– Бать, – опускаю голову. Не хочу грубить, но чувствую, что, если он не замолчит, сейчас будет хреново.

Но батя замолкает, и только его тяжёлое дыхание звучит на весь кабинет.

– Мотыжить поедешь сегодня на дальние поля, – выносит свой вердикт.

– Ну кто бы сомневался, – бурчу.

– Что сказал?

– Говорю, мотыгу хоть починили, или как в прошлый раз? – спрашиваю сразу.

– Вот пойди и проверь! – рявкает. Но только я разворачиваюсь, как в спину прилетает: – Сонька у тебя?

– Не видел, – отвечаю, не поворачиваясь, и выхожу.

– Прикрыватели, – возмущается батя, когда я закрываю дверь. – Дал же Бог детей!

– Матвей, ну я же не могу уследить за всем и сразу, – Егорыч уже тащит нужную деталь из багажника.

– А должен, Егорыч, – отвечаю и подхожу к нему, чтобы помочь.

– Матвей, – раздаётся звонкое, а я даже замираю сначала.

Поворачиваю голову и смотрю, как Златовласка аккуратно идёт в мою сторону, смотря себе под ноги.

– Спасибо, – она протягивает мне мобилу.

– Угу, – киваю и возвращаю внимание Егорычу, который завис, как старый ноут Соньки. – Егорыч, там где-то за рощей машина села. Нужно дёрнуть.

– Ага, – Егорыч только что слюни не пускает.

– Егорыч! – рявкаю я. Старый хрен. У самого пацаны моего возраста, а всё туда же.

– Ну чего ты разорался, – он быстро одёргивается. – Понял я, что дёрнуть надо.

– Кого? – спрашиваю сощуриваясь.