– Да как вы достали! – кричу. – Сколько можно тыкать мне в моё положение? Бери деньги и иди выполняй свою работу.

– Трактор починю, съезжу, посмотрю, – отвечает он безразлично, а я окончательно теряюсь.

– И когда это произойдёт?

– Как только Егорыч привезёт нужные детали, – хмыкает он, а у меня красная лампочка загорается в голове.

– А ты можешь позвонить? – спрашиваю с надеждой.

– Конечно, могу, или ты думаешь, что здесь только бомжи живут? – язвительно спрашивает он.

Вот же досада! И как мне теперь попросить его дать мне позвонить? Хотя бы тёть Люсе набрать. Папа скидывал мне её номер, как только я уехала.

– Ну давай, – его губы снова растягиваются в улыбке, завораживая.

– Что давать? – спрашиваю шокировано.

– Проси, – говорит так, будто наслаждается моим положением сейчас.

– Урод, – шиплю тихо, но, набрав в грудь воздуха, поднимаю голову. – Пожалуйста, можешь дать позвонить?

– А что мне за это будет? – это нечто складывает руки на груди, а я вижу, что даже грязь не может скрыть его фактурное тело.

– Да ты охренел! – выкрикиваю. – Я тебе предлагала деньги.

– А мне твои деньги как к заднице припарка, – ехидно улыбается этот тракторист. – У нас здесь другая такса. Натура называется, – и он склоняется чуть ближе ко мне.

Мамочки. Вот теперь можно паниковать, думаю.

Матвей

Просыпаюсь оттого, что рядом кто-то сидит и громко чавкает. И я даже знаю, кто.

– Что ты здесь делаешь? Вали домой, – отворачиваюсь на другой бок и накрываюсь простынкой.

Ночью духота невыносимая, но комары всё равно находят, как просочиться в дом. Поэтому и приходится укрываться.

– И вообще, с каких пор ты просыпаешься в такую рань? – бурчу в подушку, стараясь вернуть последние сладкие моменты сна.

– С тех самых, – и снова хруст. Яблоко, что ли, жрёт? – Когда к нам начали приходить твои девки, и каждый раз доводят маму до слёз, а папку до нервного тика, – по спине прилетает удар, да такой, что кожу припекает. – Просыпайся, Мотька. Сил на тебя уже ни у кого не хватает.

– Вали домой, кому сказал, – рычу, резко дёргаясь в сторону сеструхи, отчего та взвизгивает и перескакивает через спинку кровати. – Ну коза ты, Сонька.

– Дурак, – посмеивается она и бросает в меня огрызком.

Ловлю его и откусываю. От кислоты челюсти сводит.

– Как ты можешь их есть? Они же ещё неспелые? – кривлюсь, но проглатываю.

– Нормально ем, – Сонька вздёргивает свой мелкий нос. – Бабуля говорит, это значит, что мне чего-то не хватает.

– Мозгов? – подначиваю её.

– Разве что тебе, – не остаётся в долгу. – А тебе и правда пора, а то проспишь разнарядку. И если что, меня ты не видел, а то папка сегодня в бешенстве.

– Всё, вали отсюда, – машу на неё рукой.

Получаю в ответ смешную рожицу и язык. Но Сонька выбегает из комнаты, а я, растерев лицо, в одних трусах выпрыгиваю в окно и иду в сад. Нужно освежиться.

Подхожу к бочке с водой и, зачерпнув ковшиком, выливаю первый на голову. От свежей воды по телу пробегает приятная дрожь. А ведь это только июнь.

Опускаюсь над бочкой и начинаю умываться, и сразу в голове начинают складываться в цепочку слова сеструхи.

Значит, опять какая-то барышня пришла к родителям с претензией на мой член. Ну или трон, как кто называет. Сам над собой посмеиваясь, иду в дом.

– Матвеюшка, снова в окно сиганул, – улыбается бабушка, когда я захожу на крыльцо, где она уже ставит банку с молоком, мёд да лепёшки.

Кто бы что ни говорил и как бы ни нахваливал современные фастфуды и всякую нудятину с модными названиями, но лучше бабулиных лепёшек и кружки парного молока нет ничего.