Антон

    Расстегиваю молнию на ее платье. Мог бы для этого ту же Светочку прислать. Но я хочу убедиться, что Агния не врет, что пострадали только ладони и коленки, и больше она себе ничего не проткнула, не повредила - тридцать три несчастья, а не женщина! 

    Боится меня! Это заметно. Конечно, после того, что было прошлой ночью, я сам себя боюсь! Но не хочу расставаться с ней так - чтобы ненавидела и видела во мне извращенца! Ведь, несмотря на то, что между нами случилось, она почему-то сейчас позволяет мне раздевать ее! Говорю, осторожно спуская платье с ее хрупких плеч, приказывая себе ни  в коем случае не касаться ее кожи:

      - Я клянусь тебе, того, что случилось утром больше никогда не повторится. Не знаю, что на меня нашло! Прости, что напугал, - слежу за ее лицом, она кивает, соглашаясь. - Прошу тебя, пока нас не будет, не ходи с ребёнком в лес. Вообще, оставайся во дворе или в доме с ним и никуда больше! Хорошо?

    Кивает еще раз, опустив голову, сосредоточенно рассматривает рисунок на ламинате. И только покрасневшие щеки дают мне понять, что она очень переживает из-за того, что сейчас я ее раздеваю. 

    - Смотри, если нужно что-то тебе или Алику, к любому здесь обратишься - для вас все сделают. Если что-то серьезное... Да хотя, в любом случае, что бы ни случилось, звонишь мне. Сейчас номерами обменяемся...

    И забываю дальнейшую речь, все наставления, которые непременно нужно было сейчас ей дать, потому что, снятое до талии моими руками, платье, вдруг падает к ее ногам белым облаком с бурыми пятнами крови... И я заставляю себя отвернуться, но физически не могу! Словно магнитом сверхсильным взгляд притянуло! Один разок только взгляну - обещаю себе! И все-таки смотрю, с трудом сглотнув слюну, наполнившую рот. 

     Она очень красивая. Белоснежная кожа... С такого расстояния в шаг я даже голубые венки на этой коже вижу! Одета в простое белое белье безо всяких там бантиков и кружев. А еще её белье красиво облегает небольшую грудь - в платье ее было не разглядеть толком! А так... Я даже мурашки, вдруг появившиеся на той ее части, которая в ткань не упрятана, вижу! 

    Быстро скольжу взглядом по тоненькой талии, по сжавшемуся животику, по длинным ногам и упираюсь вновь в нежно-розовый лак на пальчиках ее ног! Словно при жестокой ангине с болью проглатываю застрявший в горле ком - Радулов, вспомни, зачем ты здесь! Ты ж только что клялся ей, что не тронешь больше никогда! Возьми себя в руки! Су-ука! Это не просто - меня ведет в ее сторону, просто качает к ней, словно она магнит, а я - кусок ржавой железки! Глаза, как специально, не замечают забинтованных ладоней, пластыря на коленях...

    В мозгу проносятся картинки одна ярче другой - обхватить руками это точеное тело, ладонями провести снизу-вверх, грудью вот этой маленькой, красивой, упругой грудью... вжать, впечатать в свою грудную клетку, чтобы даже сквозь одежду почувствовать ее тепло... И она поднимает глаза. И в них я отчетливо читаю: "Такой взрослый дяденька, а такой обманщик! Ты ж только что сам говорил, что этого больше не повторится!" Глубоко вдыхаю, наполняя кислородом легкие и хрипло произношу:

    - Где твоя одежда? - а потом, когда иду к указанному мне кивком головы шкафу, очень надеясь, что Агния не посмеет сейчас смотреть на меня ниже пояса, и продолжаю говорить почти спокойно, как будто это не я только что сходил с ума от желания. - Попросишь вечером Людмилу, повариху нашу, тебе помочь помыться - она баба хорошая, добрая, и тебя выкупает, и Алика тоже. Я ей скажу. Она будет рада даже.