– Ну, давай слойку. А, подожди, ты прямо работаешь электриком?

– Да, настраиваю сети в домах, работаю по вызовам. Вообще работа жутко интересная. Знаешь, вот, например, что розетки в большинстве домов установлены неправильно?

– Ага, – неопределенно кивнула его спутница. – Как насчет булочек?

– Сейчас сгоняю по-быстрому, принесу. Ты кофе или чай будешь?

– Что?

Она, кажется, была уже не здесь.

– Кофе или чай будешь?

– Ээ, чай… Фруктовый.

– Ок.

И он пошел к витрине с десертами и выпечкой, располагавшейся в соседнем зале, выбрал две булочки с ягодами и корицей, взял чайник с фруктовым чаем, подозрительно пахнувшем кучей ароматизаторов. Может не надо ей рассказывать про работу? Вряд ли ее интересуют фазы напряжения и особенности проводки в старых домах.

Когда он вернулся к столу, ни Леры, ни ее сумки с пальто уже не было. В углу одиноко стоял серый рюкзак самого Андрея.

– Не понял, – сказал он, опуская поднос на опустевший столик. – В туалет что ли вышла?

Андрей прождал ее около двадцати минут, пока окончательно не понял то, что стал подозревать в первую же секунду. Но до последнего наделся на лучшее.

Лера ушла. Испарилась.

Лера не отвечала на звонки, когда он ей позвонил. Сначала долгие гудки, потом пару раз скинула. А когда он написал ей в мессенджер, то сообщения не доходили. Он позвонил вновь, но в трубке сразу пошли редкие гудки.

Его заблокировали.

Рассмеявшись самому себе и оставив на столе нетронутые булки и чайник, он ушел из пекарни. Его пыталась догнать официантка:

– Молодой человек, вы оставили булки! Вам их завернуть с собой?

Он обернулся и ответил настолько зло, что официантка отшатнулась:

– Выкиньте их бомжам!

До вечера он бесцельно гулял по городу, сидел в парке, пока было тепло и светило солнце. Затем также бесцельно помотался по торговому центру, больше напоминавшему отдельный город, пытаясь подпитаться праздничной и нарядной атмосферой, которая всегда царила в таких местах. И только потом, в одиннадцатом часу, вернулся домой.

Усталый, злой, и безумно одинокий.


Мальчик не любит уезжать из города. Город нравился ему своим постоянством и мнимой безопасностью.

Тут все было привычно, знакомо и предсказуемо.

С волей родителей, правда, спорить было нельзя.

– Поедешь к бабушке с дедушкой, выхода нет, – рявкает мама, когда мальчик начинает упираться. – У нас коммунальная авария, нет ни воды, свет отключают раз в несколько часов. Нам бы с отцом самим управиться. Куда тут до тебя!

Отец читает газету в кресле, периодически поглядывая на сборы, и безмятежно улыбается сам себе.

– Хоть бы помог, – снова кричит мама, уже отцу. – Собирай его вещи.

Мальчик стоит в центре комнаты, наблюдая за тем, как его скромные пожитки упаковывают в пакеты и дорожные сумки. Не забыть бы взять свои любимые игрушки.

Папа нехотя встает, закатывает глаза. Газета со злостью швыряется в нагретое кресло.

– А сам он не может? Деточка все еще? Слюнки может подтереть?

Мальчик уходит в свою комнату. Раздумывает, какую игрушку лучше взять. Самосвал? Модельки? Или заправочную станцию? А может, того милого бычка, которого ему подарила на прошедший новый год бабушка?

Он взял игрушку и прижал ее к себе. Мягкая, теплая.

Проходи мимо папа.

– В игрушечки играем все? – бросает он зло сыну и уходит на кухню.

Бабушка с дедушкой живут в другом городе. Долгое время родители едут по трассе, после сворачивают на еще одну дорогу, которая представляет собой разнообразную палитру из ям разной ширины и глубины. Папа в отчаянии ругается. Мальчика укачивает. Ему приходится закрыть глаза, чтобы не видеть, как прыгают за окнами машины деревья густого леса. На заднем сиденье, где он сидит в окружении сумок, невыносимо пахнет бензином, отчего во рту появляется неприятный привкус. Слюна словно превращается в сгусток бензиновой массы. Сглатывать слюну не хочется, потому что стоит проглотить эту вонючую массу, как его точно вырвет.