У ворот задержался господин Роберваль, положив на калитку руку в черной краге. Он единственный смотрел на меня с усмешкой. Впрочем, дружелюбия в ней не было. Только мрачное удовлетворение. Как будто я опростоволосилась, и моя ошибка его несказанно радует. 

Ну,  и чем же вызван подобный ажиотаж? Неужели тем, что я подошла к дереву, от которого все предпочитают держаться подальше в силу каких-то там суеверий? Все ждут, что меня поразит молния? Или явится призрак разбойника Грабба и оттаскает за ухо за то, что я порчу его саженцы? 

Как будто в средневековье попала, честное слово! Ну что за странный город и странные люди!

Я отвернулась и независимо продолжила путь к коттеджу, стараясь не прислушиваться к шепоткам и возгласам за спиной. Впрочем, заткнуть уши было невозможно и я уловила что-то вроде: «Ведьме теперь не поздоровится», произнесенное глумливым мальчишеским голосом. Но еще меньше понравился ответ одного из родителей: «Эта столичная ведьма на нас всех беду навлечет, вот увидите!»

***

«Ничего, разберемся. Я заставлю себя уважать», мрачно пообещала я сама себе, захлопывая за спиной дверь коттеджа, но, правду говоря, я была рада остаться одной и не чувствовать лопатками настороженные взгляды.

Я с шумом выдохнула и с удовольствием огляделась. Я сразу привыкла к коттеджу и чувствовала в нем себя куда лучше, чем в роскошном столичном особняке дяди. Тут я сама себе хозяйка. Тут уютно, как в гнездышке. Предвкушаю длинные зимние вечера, когда поленья будут потрескивать в очаге, и горячий чай будет дымиться на столе, а я сяду вон в том кресле, закутавшись вон в тот клетчатый плед, буду греться у огня и читать книги при свете зеленого абажура.

Жизнь прекрасна!

Едва успела снять шляпку и вымыть руки, как в дверь поскреблись, а потом постучали. Не спрашивая, кто стоит на крыльце, я распахнула дверь и увидела белобрысую щекастую девушку в сером платье и белом переднике.

– Добрые день, госпожа Верден, – поздоровалась она, с любопытством охватывая взглядом сразу все: и мое шелковое платье, и туфли на каблуках, и щеголеватый жакет. – Меня зовут Ванда, я служу в трактире «Хмельная корова». Господин Степпель велел принести вам обед.

Она протянула покрытую льняной салфеткой корзину. На ручке болталась этикетка с изображением окосевшей буренки. Мысленно фыркнув над названием заведения и его гербом, я поставила корзину на стол, сдернула салфетку и вытащила два судка. В одном оказалась луковая похлебка, в другой – жареный цыпленок с горошком. Запахи от блюд шли умопомрачительные.

 – Я могу доставлять вам обед и ужин каждый день, – сообщила Ванда.

– Сколько я должна? – спросила я неуверенно, втайне надеясь и опасаясь, что щедрость господина Роберваля распространяется и на учительский стол. С одной стороны, денег у меня в обрез. С другой, не хочется быть кругом зависимой от местного зазнайки-богатея.

– Три кронодора. Можно платить в конце месяца сразу за все.

Недешево, однако! Цены немногим ниже, чем в столичном ресторане. Почти половина жалованья  уйдет на питание. Да и девушке надо заплатить.

Получив полкронодора, девица довольно заулыбалась, и я поняла, что переплатила.

Жаль, в коттедже нет ни кухни, ни плиты, лишь небольшой закуток у прихожей, где стоит спиртовая горелка. 

Моих кулинарных навыков не хватит, чтобы готовить на спиртовке обеды и ужины. Но если понадобится – научусь. Надо расспросить директора: вдруг смогу столоваться у кого-то из местных, если они не будут драть с меня, как трактирщик.

Я проводила Ванду до двери.