Мало того, что эта девчонка нахалка и сноб, но и еще весьма проницательная особа! Вся в своего папочку.

– Говоришь, обманула детей?

Я разозлилась.

– Хочешь? – я достала из сумки последнее печенье, которое вывалилось из пакета и потому осталось несъеденным. Его испекли в виде человечка с глазами, носом и пуговицами, нарисованными белой глазурью.

– Сказала же, я не люблю печенье! – капризно протянула маленькая избалованная принцесса.

– Мне кажется, этому господину из теста ты тоже не очень нравишься.

Я собрала последние силы и призвала свой дар. От напряжения на миг земля ушла из под моих ног, в висках застучала кровь, но я выполнила иллюзию, которую задумала.

Пряничный человечек пошевелился, помахал короткими ручками над головой, злобно свел брови, а из его нарисованного глазурью ротика высунулся длинный белый язык из сахарной пудры.

Регина ахнула.

– Он дразнится! Как вы это сделали?

– Сама же сказала – фокусы.

Человечек замер и опять превратился в твердое печенье. У меня не было сил поддерживать иллюзию долго – сегодня я и так превзошла саму себя. Я хладнокровно отправила печенье в рот, откусила пряничному забияке голову и прожевала.

– Вкусно. Зря ты отказалась от угощения.

Регина посмотрела на меня с ужасом, как будто на ее глазах я сожрала ребенка.

– Вы странная, – пробормотала она. – Так учителя себя не ведут.

– Одаренных часто называют странными, – согласилась я. – От нас всего можно ожидать.

Она отвернулась и закричала:

– А вот и папа за мной приехал! – и ехидно добавила вполголоса: – Я все расскажу ему о вашем уроке и нашем разговоре.

– На здоровье, – улыбнулась я.

Послышался шум и школьным воротам подкатил богатый автомобиль – не чета тому калеке, на котором разъезжал директор! У господина Роберваля была последняя модель, мощная, быстрая.

К автомобилю тут же подбежали мальчишки и принялись украдкой трогать блестящие детали.

Из автомобиля появился сам господин Роберваль, что-то повелительно сказал мальчишкам  – те притихли и отошли. Роберваль пошел к школе, снимая на ходу краги.

Я неприязненно следила за его приближением. Какой он высокий! Солнце играло в его черных волосах, но теперь я увидела, что на его висках пробивается седина. А ведь Роберваль совсем не стар; ему лет тридцать-тридцать пять. Видимо, жизнь его хорошо потрепала. Вон какие у него мертвые, непроницаемые глаза! Такого взгляда не бывает у людей, которые ведут веселую и беззаботную жизнь.

– Добрый день, госпожа Верден, – поздоровался Роберваль и протянул руку. Я секунду колебалась, прежде чем протянуть свою. Он нарушил этикет – либо нарочно решил показать этим жестом разницу в нашем положении.*

Рукопожатие получилось агрессивным, как будто Роберваль рассчитывал причинить мне боль. Его ладонь была твердой, мозолистой и шероховатой. А когда он отнял руку, я успела увидеть, что его пальцы – на удивление длинные и изящные – покрыты мелкими порезами.

– Занозы, – пояснил он, заметив мой взгляд. – Отправлял сегодня партию леса. Осмотрел каждое бревно. У меня толковые управляющие, но я предпочитаю внимательно следить за своими делами.

– Разумно с вашей стороны.

– Как вы обустроились в коттедже?

– Замечательно. Спасибо вам… за прекрасный дом и вашу щедрость. Мне уже сказали, что вы оплачиваете жилье учителям и коттедж был построен на ваши средства.

Он небрежно кивнул, принимая благодарность, и заявил:

– Жаль, что вы недолго проживете в нем. Думаю, на днях захотите вернуться в столицу. Даже если не прислушаетесь к совету, который я вам вчера дал, долго вы тут все равно не продержитесь.