Карта неба
Нет, понятнее не становится – вернее, на место одних загадок приходят другие. Если вы любите, чтобы автор книги, подобно учтивому хозяину, всеми способами не давал читателю заскучать, изо всех сил развлекая его песнями, плясками, фокусами и пантомимой, то «Карта неба» испанца Феликса Пальмы – именно то, что вам нужно. Второй роман из его «викторианского» цикла представляет собой всё тот же причудливый сплав вымысла и реальности, которые к тому же периодически, как в контрдансе, меняются местами и церемонно раскланиваются друг с другом. В центре книги – по-прежнему английский фантаст Герберт Уэллс, только на сей раз сюжет закручен вокруг его романа «Война миров»: именно этот текст служит своеобразным игровым полем, на котором Пальма возводит, рушит и снова возводит свои диковинные воздушные замки. Три, вроде бы, независимые авантюрные истории про путешествия в пространстве (и, разумеется, про контакт с внеземными цивилизациями) сложнейшим образом перекрещиваются, отражаются друг в друге, оказываются не тем, чем кажутся поначалу, потом снова не тем, а после – опять тем же самым, но как-то совсем по-другому. Ощущение такое, будто перед глазами то в одну, то в другую сторону вращается сложной формы елочная игрушка, отблескивая разными гранями и причудливо преломляя свет. Словом, чистое удовольствие – и снова абсолютная загадка, что же это было и как это понимать.
Перейдем к детективу
Детектив в моей персональной иерархии жанров стоит атипично высоко. Скорее всего, причина подобной моей любви в том, что в идеальной картине мира хороший детектив – это всегда искусство невозможного, своего рода балет с утяжелителями. Писатель-детективщик должен не просто станцевать «Лебединое озеро» с гирями на ногах, но еще и сделать это так, чтобы никто не заметил разницы. Внутрь детективного романа всегда встроен обязательный, наперед заданный набор сдержек, противовесов и ограничений, которые автор должен умело интегрировать, обтечь, спрятать или, наоборот, эффектно обнажить, и породить в результате нечто одновременно безупречно захватывающее и в то же время осмысленное. Конечно, это получается не всегда (прямо скажем, очень редко), но в детективе работа авторской мысли, беззвучное вращение интеллектуальных шестеренок виднее, чем где бы то ни было еще, и наблюдать за этим процессом – само по себе захватывающий аттракцион. А если хороший, крепкий детектив оказывается еще и хорошей прозой, то приз, достающийся читателю, по сути дела удваивается.
Борис Акунин
Акунин из числа тех редких авторов, с которыми у каждого отечественного читателя имеется собственная история отношений – любви, размолвок, охлаждений, страстных примирений… Я не исключение. Я помню то волшебное чувство беспричинного, детски-новогоднего счастья, с которым я проснулась зимним днем 1999 года, – это было счастье от того, что впереди меня ждет выходной день и недочитанные «Особые поручения». Я помню, как годом раньше не спала ночь, дочитывая «Статского советника». Помню потрясение от «Коронации» – лучшего романа Акунина, впервые в истории отечественного фикшна поставившего под сомнение незыблемость границы между серьезной и жанровой прозой. Помню легкое недоумение от первого романа в трилогии о Пелагии, разочарование от суматошного, перегруженного «Алтын-толобаса», раздражение от механистически-грубых «Жанров», неловкость от безжизненной «Аристономии»… Как в любой давней истории отношений (и – давайте будем называть вещи своими именами – любви), я могу вспомнить и плохое, и хорошее. И почти всё хорошее связано с Эрастом Петровичем Фандориным. Этот брюнет с седыми висками, синеглазый заика, красавец, везунчик, джентльмен и самурай определенно увеличил количество счастья в моем читательском мире – и, уверена, не только в моем. Поэтому поговорим именно об Эрасте Петровиче – вернее, о двух последних его инкарнациях.