- Я думаю не про ответы на ваши вопросы, а о ваших руках на моих ногах.

- Понял. Хочешь их отбить? – усмехаясь, интересуется Алмазов, фиксирую обе руки на середине моих бедер. - Кстати, я думал ты херакнишь по ним значительно раньше. Или ногтями вопьешься, что есть сил.

- Или укушу вашу ладонь, чтобы оставить свой след до конца ваших дней.

- Не укусишь, мои руки были неизвестно где. А ты в рот всякую каку не берешь. А встать и полить мне руки антисептиком, затем еще залить их напоследок хлоргексидином, а потом уже укусить… ну знаешь так себе действие. Неинтересно.

- Согласна, неинтересно. Пока вы гладите мои ноги, давайте я уточню один момент. Вы с какой целью задали недавно упомянутые вопросы?

- А ты как думаешь?

- Думаю, для того, чтобы знать наверняка, что вас ожидает, когда вы решите со мной… выкоитуснуться.

- Вык…выкоитуснуться? Это что?

- Сергей Александрович, я немножко преобразовала слово коитус. Это – половой акт, если вы не знаете. Или половое сношение, секс, половая связь, соитие, копуляция, пенетрация. Или, может быть, вам ближе другое, более грубое употребление сего процесса? Тогда для вас – случка или долбежка, может быть еще перепих.

- Перепихончик мне больше нравится, как звучит, - с трудом проговаривает Алмазов, сдерживая смех.

- Точно, Сергей Александрович, все-таки вы в теме. Или может быть вам по душе жаргонное произношение? Тогда – дрючка.

- Скорее мне по душе порево.

- Можно еще жарево.

- Харево, - кажется, я не только услышала в ответ его смех, но и звук, похожий на хрюканье.

- Знаете, такого я не слышала.

- Ну вот не только же мне у тебя учиться. День прожит не зря, Полина Сергеевна.

- Совершенно точно не зря. Вы мне на кое-что открыли глаза. Сергей Александрович, а вообще не соблаговолите ли вы убрать свои ладони с моих ног?

- Не благосвалю.

- Тогда уж не соблаговолю.

- Да один х…х..хрен, - последнее слово Алмазов реально не может воспроизвести с первого раза. Он совершенно точно захлебывается от смеха, наклоняется вниз и утыкается лицом в собственные руки. Или в мои ноги и свои руки, я не совсем понимаю, что он там делает, пока пытаюсь уловить исходящие от него звуки.

- А чем вы сейчас занимаетесь, Сергей Александрович? Вы понимаете, как это странно выглядит и что могут подумать те, кто войдет в ординаторскую?

- Я нюхаю твои ноги, - наконец выдает Алмазов, после минутного созерцания мною его трясущегося от смеха затылка.

- И как?

- Как попа младенца, - откашливаясь, уже серьезнее произносит он, наконец отрываясь от моих ног.

- До того, как вы поменяли ему памперс или после?

- Однозначно после. Вкусно. Мне нравится, что-то медовое? Гель для душа? – да как он это делает?!

- Возможно. Я не помню.

- Итак, Полина Сергеевна, вернемся к жизненно важным вопросам, - откидывается на спинку стула, при этом скрещивает руки на груди.

- Только после вас.

- В смысле?

- В прямом. Я задаю вам вопрос, если вы на него отвечаете, я так уж и быть тоже. Только крайне честно.

- Ммм… хорошо.

- Вопрос очень интимный. И это не количество ваших сексуальных партнерш, которое вы естественно преувеличите.

- Ну давай, удиви меня, - снова улыбается.

- Только для начала вернемся к прошлому, вы с какой целью все-таки задавали те вопросы?

- Да, да, чтобы тебя выкы… выкоитуснуть. Правильно сказал?

- Ну пусть будет правильно.  

- Про УК РФ и субординацию помню. Помню и скорблю. Итак, задавай свой вопрос, Полина Сергеевна.

- А вам член не мешает ходить, бегать, ездить на велосипеде? Вообще, как с ним живется?

Алмазов смотрит на меня в упор, и да, каюсь, мне тоже хочется улыбнуться ему в ответ. Благо, каким-то чудом сдерживаюсь, закусываю нижнюю губу и так же, как и он, скрещиваю руки на груди. Вместо хоть какого-нибудь ответа он осматривает меня с ног до головы, и так несколько раз, при этом вид у него такой, как будто сейчас он защищает кандидатскую.