Но! Соблазн жизни без завязочек, без шнуровки, утомительной в работе и использовании, без пришивания десятков маленьких пуговичек был непомерно велик. А если без завязок, то нужен аналог бельевой резинки, и в этом главный затык. Хотела даже к магам с нижайшей просьбой подкатить, но Нитта управилась по-своему. Ну искусница же! Из узеньких полосочек грибной ткани, благо этот уникальный материал не нуждается в обметке, Нитта сплела тесемочку. Плотную и резинящую. В пояс штанов не вложишь – слабовата и грубовата, а вот волосы завязать – любо-дорого. Основная идея есть, ну а дальше рушанки нам в помощь. Мастерица договариваться с тканью у них имеется, и я с ней знакома! Но и подруга моя – закройщица одаренная, думаю, что равных нашей Нитте мало. Даже надменная королевская модистка признала ее мастерство! Один вечер с эскизами и Кирой вместо модели – и пилотный экземпляр выкроен. А дальше без меня. Кира, кстати, идею обфыркала. Но я ей шепнула, что Шигеру понравится. И она терпела. Осталось на кухню помощниц найти – Варная согласилась взять учениц. Золотая женщина!

Мне как ворожил кто-то на удачу! Ну, понятно кто. Либо сам Тишка, либо сестру попросил. Он такой довольный ходит, аж конопушки сияют. Правда, напугал меня вчера вечером. Забился в уголок и замер. Весь напряженный, аж скулы заострились. 

На вопрос: «Тиш, тебе плохо?» – только отмахнулся, но на миг приоткрылся. 

Эйфория, острейшая до болезненности эйфория, вот что было с нашим мальчиком. Минут через пять все разъяснилось:

Во дворце молебен был. И во всей столице…

А, ну понятно, это боженёнка нашего силой торкнуло. Вот не ожидала, что король так быстро откликнется. Ваен только вчера отправил отчет о визите рушей, а заодно и мою просьбу о молебне для Раштита. Представляю, какую отдачу может дать молебен Солнцу о весне. Во дворце проживают десятки, а то и сотни аристократов. И все они маги, а значит, подношение делают своей силой.

Не только Солнцу. Гоха просили смилостивиться.

– И что Гох?

– Если брат делает, значит, так правильно. – Это Тишка дал понять, что ему не до болтовни. Заявление, конечно, спорное. Но кто я такая?

 

А говорили, что мокрой будет только неделя. 

Враки.

Лило каждый день. С перерывом на ночь. 

Ничто, как говорится, не предвещало, но перед обедом в три отрывистых стона просигналил горн, это значит – со стороны деревни движение. Вот точно, наворожили – приехал гончар Яниш и привез заказанную посуду. Трем ведерным бадейкам обрадовалась как подарку судьбы. Жаль, мало заказала. А какие обеденные наборы у него получились! Суповая миска, широкая плоская тарелка и чашка на пол-литра. Керамика выглядит вполне убедительной. Удобной и прочной. 

– Уж простите, что гладко все. Не стал время тратить на украшения. Вам же к спеху.

– Правильно сделал, такую мыть удобнее.

А что темная, так это глина местная потемнела после обжига. Зато глазурь ровненькая, без пузырьков и пропусков, с хорошей укрывистостью. Эх, сделать бы посудины потоньше да пустить по краю золотую или хотя бы белую полосочку…

Гончар рассеянно кивал, как будто не до того ему. Да что ж такое! Я нахваливаю, про перспективы распинаюсь, а ему не до прогресса, похоже.

– Простите, госпожа Нина! – решился вдруг Яниш. – Я племяшек привез. – И замолк.

Ну да, видела двух девчонок-подростков, из-под брезента выскочили, когда телегу в склад завели. Мокрые и замерзшие. Их сразу к Варнае на кухню отправили, а куда еще?

– И что твои племянницы? Беда какая?

– Пока беды нет, но боюсь, что будет! Прощенья прошу, соврал. Не племянницы они мне. Сиротки соседские. Мамка их померла в начале зимы. Я к себе звал, да они хату не захотели оставить. Если не топить – отсыреет. Девчонки на запасах кое-как перезимовали. А сейчас оголодали. Возьмите их к себе, госпожа Нина! – Яниш как будто меньше стал, ожидая приговора. Аж сердце сжалось. – Возьмите! Пропадут ведь! – с тихой отчаянной решимостью продолжил гончар. – В деревне их никто замуж не возьмет, раз за ними семья не стоит. А вот жизнь сломать могут сироткам беззащитным. Боюсь, найдутся желающие на их надел лапу наложить. Попортят девок, ославят, заставят из деревни уйти.