– А ты траекторию движения менять можешь?

Траектория – это по-русски получилось. Минут пять увлеченно разбирались с терминологией. Узнала несколько новых специальных названий. Таких, что Ниана Корреш знать не могла. Наконец Витто задал главный вопрос:

– Зачем менять траекторию?

И я рассказала про свой личный горький опыт, когда в меня пуляли файерболами те отморозки во дворце. 

– Возможно, я неправа, но, кажется, ты двигаешься медленнее, чем заклинание. Кира легко бы достала тебя метательным ножом.

Витто не дурак, без лишних слов понял, о чем я говорю. Имея опору, можно уклониться. А в воздухе?

– Ты опять меня удивила. А я-то думал, что уже достиг максимума, и заскучал.

– Может, рискнешь и откроешься хотя бы Байдану? Тебе нужен партнер, действия которого будут непредсказуемы.

Мой вопрос Юттим проигнорировал, заменив его своим:

– Почему ты заговорила об этом? О моей уязвимости? – Слово «жалеешь» озвучено не было, но угадывалось.

Витто стоял рядом, в допустимом этикетом полуметре, но я его чувствовала как будто прикасалась. Физически и душой. Сейчас мы были симбионтом, сейчас мы были «мы». Витто впустил меня в свое пространство, и я, например, знала, что стоять ровно ему помогает левитация. Что он про меня понял в этот долгий миг? Может, наконец, смог принять это самое «мы»? А он вздохнул и отвернулся.

Так хотелось сказать что-нибудь чувственное, например, «не отталкивай меня», но нельзя. И молчать невозможно, потому что чуйка орала – недопустимо дать повиснуть между нами этой тяжелой, отрешенной тишине. Господи, как страшно все испортить!

– Так почему? – Осознанно или нет, но Вит дал мне шанс объясниться.

– Мы с Гунаром считаем, что твою ногу можно вылечить, – сказала – как в омут кинулась и, боясь быть непонятой, затараторила, оправдываясь непонятно за что: – Только не обижайся! На Земле такое лечат. Долго и болезненно, но лечат… А у вас магия, регенерация ускоренная… И моя синенькая…

Ага, молодец, Нина. Хорошо объяснила, доступно. А главное – уместно. Про увечье. Нет бы чего лирического, про непобедимость в бою. Надо же было так накосячить! Опять! Сейчас он опять замкнется!

– Да, Гунар мне говорил. – Нет, кажется, не замкнулся, подошел, потом за руку взять решился. – Прости, Нина, я пока не готов. Не готов позволить себе надеяться. Но это не значит, что хотя бы не попытаюсь, если, конечно, ты позволишь. Только после визита в степь.

И опять это чувство единения. Миг – и я поняла: не хромота сейчас мешает Витто жить, и не застарелая тоска исковерканной юности. Увечье давно привычно и сейчас уже – вторично, потому что есть левитация. Эта клятая Переправа в последнее время не только силу из него тянула. Несвобода. Вот что изнуряло его больше всего. И не на излечение он хочет надеяться, а на то, что я позволю ему быть рядом.

– Почему после визита? – Это было два вопроса. Зачем ждать визита, чтобы лечиться? Зачем вообще ждать, чтобы жить? Вместе.

– Потому что сейчас я уверен в себе и смогу тебя защитить, если понадобится. 

Ну, хотя бы в одном ясность есть: лечение может пойти не так или просто непозволительно затянуться, а сейчас Витто чувствовал себя на пике формы и не хотел полагаться на удачу. Что ж, могу это понять. И принять.

Пора закругляться, всё что нужно было сказано. Хотя мне и хотелось вставить ещё несколько слов.

– Меня, наверное, уже потеряли. Поможешь спуститься? 

– Если пообещаешь мне как-нибудь спеть...

Спускались мы опять в обнимку, только на этот раз я обнимала в ответ.

4. Часть 4

Напоминание Бора о гневе бабушки Пинаиры заставило-таки меня насесть на Нитту. Приличный отрез лхокума у меня был. На швею эластичная тряпочка произвела неизгладимое впечатление. Помяла, покрутила, потянула то так, то сяк, и глаза загорелись азартом не хуже, чем у Байдана. Идею бюстье вместо корсета и трусиков вместо осточертевших панталон она переваривала почти сутки.