Всё-таки причудлива память человеческая. Не иначе кровоизлияние в мозг приключилось, вон как меня далеко во времени в галлюцинациях откинуло. Я разглядывал крыло самолёта и словно вернулся во времена своей юности. Тогда, как и сейчас, впервые очутившись в салоне ТУ–104, испытал невероятную гордость за свою великую страну.

Это не просто авиалайнер. Это символ страны. Первый в мире реактивный пассажирский самолёт – чудо инженерной мысли, это результат колоссального труда советских учёных, инженеров и рабочих, объединённых одной целью.

В моё время конструкторы создавали не просто машины. Они создавали наглядные мечты о светлом будущем советских людей, во имя которых и жить хотелось, и жизнь отдать не жалко. Не то, что нынешнее время. Какие там богатыри? Квадробоберы, что б их… Или как их там?

Я чертыхнулся, тихо радуясь, что до нашего провинциального городка не докатилась очередная новомодная дурость. И куда только родители смотрят? Ну, на Новый год там, на праздник какой нарядить ребёнка зверушкой – это я понимаю. Но чтобы пацан какой, или девочка, не стесняясь, рядились кошечками-собачками и по лужайкам на четвереньках скакали, корм собачий жрали? Психушка по ним плачет, а не свобода самовыражения.

М-да, время давно изменилось. Не сказал бы, что в лучшую сторону. Вместо созидательного духа, который когда-то витал в воздухе, пришли эффективные менеджеры, которые только и могут оптимизировать и сокращать. В голове одни деньги и прибыль. Не понимают дефективные: настоящая эффективность – это не цифры на бумаге. Это дело, которое должно служить людям, чтобы оставить свой след в истории.

А какой след могут оставить после себя нынешние эффективные менеджеры, если они заняты только собой? Из эффективных умений в них только способности к пожрать, поспать и потрахаться. Хотя в последнем я очень сомневаюсь, если брать во внимание демографический кризис в целом по стране.

– Извините, вы не могли бы мне помочь? – приятный женский голос вырвал меня из круговерти моих привычных размышлений.

– Что? – я повернул голову и встретился глазами с самыми синющими глазами.

– Извините, вы не могли бы мне помочь, пожалуйста, – застенчиво попросила синеглазка.

– С удовольствием, милая барышня, – с улыбкой ответил я.

На долю секунды из глаз девушки пропала доброжелательная улыбка, вместо неё появилось недоумение. «Неужели глупышка подумала, что старый дед с ней заигрывает? Ну не женщиной же мне её называть, – хмыкнул про себя. – Или она из этих… из феминисток?»

Я вопросительно смотрел на девчонку, ожидая продолжения. Синеглазка вернула улыбку на место, мило зарумянилась и попросила помочь снять сумку с полки.

– Безрукая нынче молодёжь пошла, – ни к кому не обращаясь, фыркнула Шапокляк.

– И не говорите, – поддержала её соседка, ревниво поглядывая в сторону синеглазки в ярком сарафане, открывающем округлые аппетитные колени.

Не обращая внимания на каркающих ворон, я доброжелательно улыбнулся девушке, поднялся с места одновременно с соседкой. Синеглазка пропустила меня и стояла рядом, дожидаясь, когда я сниму с полки аккуратную ярко-красную дорожную сумку.

Рядом с сумкой лежал мужской коричневый портплед, старомодный, с хлястиком и жёсткой застёжкой. У меня имелся похожий. Вместительный, немаркий, непромокаемый. Отличная вещь советской промышленности.

– Ну что там? – заволновался бархатный контральто где-то в районе моей подмышки.

– Что? – переспросил я, тупо глядя на мужскую руку, пальцы которой крепко вцепились в ручку женской сумки.