– Ты сам, я смотрю, не из Москвы, – сделала вывод голова, мазнув взглядом по одежде Виктора. – И с баблом у тебя не алё. Чо в Японии-то делать собрался? Там же одно разорение!

Виктору не очень понравились развязные манеры «Папы», но это все-таки была лучшая альтернатива, нежели японец, успевший прикупить где-то в аэропорту свежую газету и явно предпочитающий разглядывание корявых иероглифов светской беседе.

– Да я вот, – кивнул Виктор на японца. – С ним.

Голова подалась вперед. Из-за спинки кресла вслед за ней высунулись плечо и рука, украшенная синими перстнями, тиграми, рыцарями и бог еще знает какими татуировками, сливающимися порой в картины, которые вот так с ходу и не разберешь что изображающие. Голова осмотрела японца гораздо более внимательно, нежели до этого Виктора.

– Голимый самурай, – вынесла она вердикт. – Патентованный. Оно по-русски ни бум-бум?

Виктора в свое время научили отвечать только за себя, поэтому он неопределенно повел плечами, типа «хрен его знает. Тебе надо – ты его и спрашивай».

– Так я и думал, – сказала голова. – Пить будешь?

Виктор непонимающе уставился на собеседника.

– Ты чо, первый раз летишь, что ли?

– В пассажирском самолете – первый…

– Аааа!!! – обрадовалась голова. И крикнула, обернувшись: – Братва!!! Тут правильный пацан первый раз в воздухе!

Ему ответил нестройный гул трех-четырех голосов с передних сидений. Виктор собеседника разубеждать не стал.

– Ка-роче, – сказала голова, вновь поворачиваясь к Виктору. – Меня Жекой звать, а пацанов – Санек, Андрюха и Генка. Санек с Андрюхой только с зоны откинулись, и мы постановили это дело в узкоглазии отметить. А Генка к нам в аэропорту прибился, он тоже недавно от хозяина. Пацаны, сам понимаешь, голодные, а там у япошек, говорят, тёлки мелкие как собачонки, их можно по ходу по пять штук за раз нанизывать.

Жека снова заржал. А отсмеявшись, добавил:

– Дело в следующим. Мы тут во фри-шопе затарились, так что приступаем. Твой самурай пьет?

– Не знаю, – сказал Виктор.

– Ну и хрен с ним, – кивнул бритой головой Жека. – Пусть дома у себя своим вонючим сакэ давится. А у нас тут «Голд Лэйбл».

Он обернулся.

– Эй, пацаны, подтягивайтесь. Начинаем.

В салоне бизнес-класса свободных мест было предостаточно, поэтому «пацаны», «подтянувшись», заняли свободные кресла.

И началось.

Виктор не был большим любителем спиртного, но, действительно, если разобраться – когда впереди у тебя непонятное будущее, сзади – прошлое, о котором вспоминать лишний раз не хочется, а внизу, под относительно тонким стальным брюхом самолета, сотни метров пустоты, неизвестно откуда появляется желание вот так вот по-русски взять наполненный до краев стакан, и…

– Щас спою, – сказал Жека, покосившись на японца.

– А чо, можно! – обрадовался Санек с соседнего кресла. – Давай: «Такова воррровская доля…»

– Погодь, – оборвал его «Папа». – За дела да за масти мы дома споем. А здесь…

– Чо здесь? – обиделся Санек. – Типа в воздухе масти не канают?

– Не, Сань, канают без базара, но…

«Папа» наставительно поднял вверх татуированный палец и снова покосился на японца, невозмутимо листавшего свою газету.

– …здесь мы прежде всего русские пацаны, которые летят отдыхать в страну узкоглазых. Тех самых, кому наши деды в свое время конкретно вставили по самую помидоринку.

Рука японца, переворачивающая лист газеты, замерла на мгновение. Или это только показалось Виктору?

– И в честь энтого знаменательного события, – торжественно продолжил Жека, – давайте-ка, братва, вспомним одну хорошою песню.

И он затянул хорошо поставленным баритоном: