Но может ли так быть? Мог ли Бог послать Сына Своего возвестить неисполнимый и ненужный для земной жизни Закон? Однозначно нет! Ни в коем случае! Ну, а тогда зададимся следующим вопросом: где же в Учении Иисуса содержатся наставления о политическом, экономическом, социальном и других аспектах жизни отдельных людей и целых обществ и народов? Таких наставлений исследователи «не находят». А потому приходят к весьма странному выводу: если, мол, взять Нагорную проповедь и совместить ее с римским рабовладением, с произволом цезарей и им подобных, как это сделали в IV веке при императоре Константине, когда Христианство стало государственной религией Рима, – то все встает на свои места. И никаких противоречий в этом «слиянии» духовного учения с языческой государственностью не усматривают!

Однако же слова Нагорной проповеди:

…не нарушить пришел я [Закон (Тору) или Пророков], но исполнить. (Матф. 5, 17)

– если как следует вникнуть в их смысл – полностью опровергают приведенную точку зрения. Учение Нагорной проповеди немыслимо без опоры на Тору, без признания Божьего Закона основой жизни человека и человечества, ибо Иисус пришел не нарушить, но исполнить возвещенный уже за полторы тысячи лет до этого Закон Божий! А ведь как раз Тора и содержит очень подробные заповеди, наставления, касающиеся политической, экономической, социальной жизни людей!..

Приведем простой пример: Тора предписывает отпускать раба в седьмой год, так что ни один человек в обществе, живущем по Торе, не может находиться в рабстве долее шести лет. При этом отпускаемого раба предписано снабдить орудиями труда и участком, необходимым для земледелия. На седьмой год раб таким образом становится свободным человеком, имеющим свое хозяйство. Важно, что этот «седьмой год» отсчитывается не с момента порабощения данного человека: подразумевается «субботний год» библейского календарного цикла. При наступлении «субботнего года» прощаются все долги (а рабство преимущественно и было долговым), и все рабы отпускаются на свободу (см. Исх. 21, 1–2; Втор. 15, 1–2; 12–14).

Теперь представим себе, чтó произошло бы в Римской империи, обратившейся в Христианство, если бы власти приняли к исполнению слова Иисуса:

…не нарушить пришел я [Закон (Тору) или Пророков], но исполнить. (Матф. 5, 17)

Пришлось бы в седьмой год освобождать всех рабов, объявлять их свободными гражданами! Тогда перевернулся бы весь строй империи – по многим признакам, мягко скажем, «малогуманный»… Могли ли представители власти, сами будучи рабовладельцами и «самоотверженно защищая» рабовладение, допустить такое?

Значит, кесарь и его сподручные должны были сделать всё, чтобы ослабить, а в перспективе – и вовсе упразднить социальное значение слов Иисуса, свести его Учение к догматическим формулам и обрядовым постановлениям, «этически обезоружив» Благую весть и скрыв ее истинный смысл. Поэтому прежде всего стали всячески подчеркивать «отделенность» Нового Завета от Ветхого, «противоположность и несовместимость» Евангелия и Торы.

Например, следующие слова Нагорной проповеди:

Вы слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду.

А Я говорю вам… (Матф. 5, 21–22)

– толковались так, будто бы Иисус упразднил древнюю заповедь, даруя новую… Но можно ли сделать подобный вывод? Если бы он сказал (не дай Бог), что теперь разрешено убивать, – тогда, конечно, можно было бы противопоставить два Завета… Но ведь он утверждает заповедь «не убивай», а не отменяет ее! «А я говорю вам…» – не возражение против заповеди, а риторическая формула, предшествующая объяснению, толкованию самой заповеди! Иисус говорил на языке Мишны – арамеизированном иврите, который был распространен в Иудее в I веке. В иврите для обозначения как связи, так и противопоставления употребляется одна и та же частица – приставка